Выдохнув струйку дыма, он ткнулся мордой в окно, взломав ставни, отчаянно рыча, когда его морда не пролезла глубже.
— Стой! — догнав его, едва дыша, произнес Гастон. — Ей только нужно знать, что ты рядом.
Не слыша слов, нервно переступив с ноги на ногу и оглядев дом, Голд ткнулся лбом в одну из стен, проверяя ее на прочность.
— Что ты делаешь? Холод лишь повредит ей, ты ничего не можешь сделать, — кричал Гастон, размахивая руками, отскочив на мгновение, когда Голд повернулся, чтобы ударить хвостом о стену.
— Прекрати, это не поможет, — закричал он, вцепившись в кончик хвоста. Это было незначительной помехой, но он лишь отвлекал дракона. — Она умирает, позволь ей уйти в спокойствии!
— Нет! — взревел дракон, выдернув хвост из рук Гастона. — Она не умрет! — зарычал он, вновь ударив хвостом о стену, по которой пошли трещины.
— Ты… ты умеешь разговаривать? — удивленно произнес Гастон, отступив от разъярённого дракона на шаг. — Но… Но она…
— Уходи, — зарычал Голд, вновь ударив хвостом.
— Что? Ты не можешь…
Голд вцепился лапой в образовавшуюся дыру в стене, раскапывая для себя проход. Резко повернув голову в сторону мужчины, он оскалился.
— Убирайся, — выдыхая струйки неконтролируемого дыма, прошипел он. — Она не умрет. Я ей не позволю.
— Но…
— Пошел вон, — взревел он. — Если тебе дорога ее жизнь, ты будешь делать так, как говорю тебе я.
На мгновение с Гастона сошли все краски, а его сердце пропустило удар. Такого рыка, такого отчаяния и ярости, он еще не видел от Голда.
— Только спаси, — произнес он, отступая от него. Гастон с отчаянием и страхом смотрел, как Голд разрушает стену и протискивается в дом, боясь оставить Белль и в то же время нарушить просьбу Голда. К его удивлению, откуда не возьмись, появилась Руби, настойчиво, но нежно, со словами поддержки увлекая за собой. Подальше от дома, у которого уже вновь появилась стена, состоящая уже не из камня, а из сплошного, согревающего огня.
Было тесно, пахло травами и болезнью. Дракон с отчаянием, прижимаясь к полу, насколько ему позволяли габариты и крыша дома, пробирался к одиноко стоящей кровати в углу комнаты. Он видел, как она тяжело и быстро дышала, ее лицо было бледно-серого цвета, а испарина покрыла лоб. Голд навис над ней, со страхом вглядываясь во впалые, заостренные от продолжительной болезни черты. Он едва контролировал эмоции, а его частое дыхание совпадало в такт с ее, словно почувствовав его присутствие, Белль с трудом раскрыла веки, замутнено смотря на остроносую морду перед собой.
На лице медленно появилась облегченная улыбка.
— Я знала, что ты придешь, — хрипло прошептала она, закашлявшись. Голд издал беспокойный звук, не в силах сказать и слова, вновь чего-то боясь. — Тш, все хорошо, — она слабо коснулась морды, погладив пальцами несколько чешуек. — Значит, так должно было случиться. Не стоит жалеть…
— Тсс, — она остановила его, когда он хотел отстраниться. — У меня не так много сил, позволь мне… позволь мне сделать кое-что, пока я могу.
Голд в отчаянии смотрел на нее, с силой сжимая зубы от подкатывающих к горлу рыданий. Он наклонился ближе к ней, увлекаемый слабым притягиванием, позволяя сделать все, чтобы она не захотела. Голд все еще не мог поверить, что болезнь сотворила с его жизнерадостной румяной девочкой. Он не мог признаться себе в том, что именно после его ухода, после того, как он в последний раз оставил ее в этой же постели всю в слезах, теперь он видит ее такой измученной болезнью, умирающей на глазах. Он не готов был потерять ее. Он… его мысли запнулись, когда Голд обратил внимание на то, что она с трудом произносила.
-… и как солнце при дне, а луна при ночи, я буду с тобой близко очень. Руки, что мои нити, вокруг его шеи, сквозь чешую, мою любовь до сердца дотяните, — ладони уверенно скользили по металлу ошейника, заставляя его светиться.
— Счастье оковы сломает сразу, когда дракон поверит глазу. Руки мои, снимают боль, а сердце отпускает вдоль, — по телу Голда стало растекаться странное тепло, а свечение становилось сильнее. Он беспокойно вцепился лапами в кровать, на которую опирался по обе стороны от Белль, желая вырваться из ее хватки, удивляясь тому, как она из последних сил цеплялась за ошейник, не позволяя отстраниться.
— Ты не слуга, и не раб. Я не хозяин и не владелец. Ты — дракон, я — человек. Румпельштильцхен тебе имя, а мне Белль вовек.
Яркая вспышка света заполнила комнату, ослепив их двоих. Когда Белль опустила руки, Голд понял, что его ошейник исчез.
— Как… — прохрипел он, не сдерживая слез радости и отчаяния. Как только ошейник пропал, дышать стало невыносимо легче и в то же время страшно, так как это ощущалось совершенно неправильно. Он перестал чувствовать Белль, потерял ее так же, как терял сейчас. — Когда… когда ты узнала?
Белль болезненно улыбнулась, слабо поднимая руку в желании коснуться, не имея сил дотянуться. Голд понимающе склонил морду, позволяя ей коснуться его.
— Не знаю, — сипло, прерывисто выдохнула она. — Может вчера, может с первой нашей встречи. Мне казалось, что я знала это всю жизнь.
— Но ритуал…
— Он был в одной из подаренных тобою книг, — она болезненно закашлялась и отвела на мгновение заслезившиеся глаза. — Ты… ты свободен. Я рада, что успела сделать это, — она вновь взглянула на него, и у него перехватило дыхание от той любви и нежности во взгляде, которую, не смотря на боль и болезнь, она все равно дарила ему. — Теперь ты можешь покинуть это место.
— Не говори так, — взволнованно прошептал он, с силой вцепившись в кровать. — Я не могу тебя оставить.
— Это уже не имеет значения, мой милый Румпель. Я не в силах ей сопротивляться, она зовет меня к себе.
— Нет, ты не можешь меня оставить, — зарычал он.
— Прости, что не достаточно показала тебе своей любви. Я хотела, чтобы ты верил, — устало прошептала она, опустив руку с его морды на кровать.
— Я верю! О, Белль, я был так глуп… Я люблю тебя и любил с первой встречи. Но боялся признаться себе в этом. Но мое сердце, мое сердце знало, что это ты. Мое сердц… — он запнулся, пораженный мыслью, с ужасом наблюдая за тем, как одинокая слезинка скатилась из уголка ее глаза.
— Мое сердце, — прошептал он, обыскивая ее лицо своим взглядом. — Белль, я могу спасти тебя. Я могу… Могу… Я могу сделать тебя такой, как я. Ты… Ты станешь драконом, ты сможешь летать, будешь и человеком и драконом. Ты сможешь улететь и…
— Быть с тобой? — едва слышно произнесла она.
— И большего мне не надо, только если ты этого хочешь. Я никогда, никогда не буду тебя удерживать. Ты сама решаешь свою судьбу и…
— Румпель, любовь моя, я хочу быть только с тобой, — она улыбнулась, желая вновь коснуться его, но не смогла поднять руки. — И человеком и драконом.
— Белль, — облегченно выдохнул он, словно с него сняли груз всех его прошлых лет. — Ты не будешь жалеть об этом, я клянусь, — Голд лизнул ее щеку, приподнимаясь на лапах, морщась от жалобного скрипа крыши, подпираемой крыльями, надеясь, чтобы она не обвалилась в самый неподходящий момент.
Поймав ее взгляд, он медленно поддел когтями чешую на груди, открывая взору быстро бьющееся раскаленное, огненное сердце. Глаза Белль расширились от испуга, неверующе смотря на дракона.
— Будет больно, — морщась от дискомфорта, извиняясь, произнес он. — Нам обоим. Возможно, возможно я стану человеком, но это не страшно. Все будет хорошо, я обещаю…
Дождавшись кивка и затаив дыхание, чтобы ненароком не спалить остатки дома, он вонзился когтями в собственное сердце. Волна боли и агонии разлилась по телу, скручивая кости, выжигая когти, сжимающие часть бешено бьющегося сердца. Спазм боли скрутил тело, и крылья бесполезно ударились о крышу в попытке избежать боли. Белль беззвучно плакала, видя, как он с болезненным криком вырывает часть сердца из груди. Горящее, не похожее ни на что сердце было разделено, но все так же билось в такт, с перебоем, но все ярче и сильнее.