Серебряный дракон на несколько секунду завис в небе, затем сложил крылья и бросился вниз! Зрелище было впечатляющим, дракон летел как падающий метеорит, рассекая знойный воздух. Мер'тей был огромен даже по меркам собственного народа – пятьдесят метров в длину и не менее тридцати в ширину. Стальные серые глаза когда-то были ярко-синими: с годами они потускнели и перестали менять цвет от настроения хозяина. Серый металл сверлил прозорливым взглядом тех, кто имел несчастье вызвать недовольство магистра совета драконов…
Земля с каждой секундой становилась ближе, казалось, столкновения было не избежать…
Мер'тей раскрыл крылья, когда до земли оставалось не больше пятидесяти метров. И вновь взмыл ввысь.
Дракон сделал круг над пустыней Тара. Легкая серебряная дымка скрыла его от чужих глаз, и вот уже среди песков стоял высокий поджарый мужчина... Не человек, хотя сходство присутствовало, а одалим, крылья которого развевались за спиной, как плащ. И хотя кожа обратившегося дракона была светлой, его волосы серебряными нитями обрамляли лицо и уходили в косу, чуть растрепавшуюся в полете. Кончики косы достигали песков Тара. Уши мужчины были чуть заострены, придавая ему сходство и с эльфами. Впрочем, на этом сходство с представителями лесного народа и заканчивалось. С правой стороны лица, начиная с виска, черно-золотым светилась вязь рун, уходящая по щеке к шее. У каждого одалима письмена были особенными, они отражали сущность дракона, его таланты и способности, а также принадлежность к роду.
Мер'тей опустился на корточки, зачерпнул ладонью горсть песка, взмахнул рукой и маленькие песчинки вспорхнули в воздух. Дракон подул, и песчинки выстроились в формулу заклятия, над которым он корпел уже третий день. Но стоило Мер'тею бросить взгляд на Тар – столицу королевства, как песчинки закружились в спираль и опали к своим собратьям.
Издали город выглядел внушительно, он был достоянием каждого дракона, но для магистра он был схож порой с тюрьмой. «Как же давно я не покидал королевство», - эта мысль заставила Мер'тея вновь задуматься о чудесах, которые, он верил, еще не перевелись в Изолере, или же в других мирах!
Королевство светлых драконов – Тар Имо – лежало на окраине Изолеры, вдали от других государств. Казалось, драконы давно возвели не только магические щиты, защищая свою территорию, но и отгородились от действительности. Магистрат Тар Имо хранил нейтралитет уже не одно столетие, не вмешиваясь в дела других королевств, но от его взгляда ничто и никто не мог укрыться…
Одиночество этого утра прервал молодой помощник Мер'тея. Золотой дракон – слишком юный, чтобы его кожа сравнилась с блеском настоящего драгоценного металла – был одним из тех, кто держал магистра в Таре. И хоть обучение ученика давно завершилось, Мер'тей чувствовал ответственность за его будущее.
Ам'то был совсем юн, недавно он отметил свое пятисотлетие. Странно, за эти столетия менялись десятки человеческих жизней, на престол возводили королей и свергали старые династии, а для драконов это была всего лишь одна песчинка в стеклянных часах времени.
Да, чешуя Ам'то едва покрылась легким налетом позолоты, но магистр знал, придет время, и она засияет ярче золота на солнце. Молодой дракон летел чуть неуклюже, явно чувствуя себя неуютно в истинном обличье. И магистр ощутил укол вины, «совсем загонял мальчишку с поручениями, вот он и отвык от чувства свободы, что дарит истинный полет». И пусть сейчас в Изолере был мир, ему на смену всегда приходили войны и распри.
У драконов света было мало врагов, которые могли биться с ними на равных. Реальную угрозу несли только темные драконы – вечные соперники, с которыми и была последняя война! Насколько были светлы анары одалимов, настолько были черны сердца дрейфусов. Многие в Изолере верили, что темные драконы и вовсе были лишены анары… Представители всех рас считали их монстрами, жаждущими власти, богатства и удовольствий! И эти представления, к сожалению, были недалеки от истины.
Ам'то не застал последней войны, которая унесла жизни многих светлых драконов, но он должен был быть готов к тому, что однажды его клинки засверкают в вихре поединка, а огонь, изрыгаемый пастью, испепелит врага.