Но чем дальше от центра и ближе к окраинам, тем тише становились звуки, реже сверкали во тьме огни и все больше и больше мгла становилась похожа на лесную.
Густую, непроглядную завесу.
Вот только если на природе тени представали в образе зверей, то здесь — бандитов и разбойников. Но Густав их не боялся.
Уже давно миновали те годы, когда простые смертные ступеней Телесных Узлов или даже Рек могли его хотя бы ранить. В его руках лежал артефактный меч Духовного уровня, а сам он являлся практикующим, стоящим на самой грани становления истинным адептом – Трансформации новой души.
— Расскажи мне о вашем мастере, кузнец, — попросил Густав, показательно, для всех, кто во тьме мог наблюдать за ним, поправляя ножны у пояса. – Путь, видимо, неблизкий, так что лучше скоротаем его за парой слов.
— Соглашусь, — прогудел грузный работяга. Работа и гены делали его таким. Кузнечество, в основном, являлось наследственным, сакральным искусством. – Все равно – пара слов, все, что у тебя есть, если ты не решишь отказаться от своей бредовой идеи.
— Старик настолько страшен, кузнец? — хмыкнул в бороду Густав.
— Жарг, Серобородый, меня зовут Жарг.
— Очень приятно, Жарг, — без тени иронии кивнул Густав. Все же, не каждый вечер встретишь смертного, который от кажется от звонкого металла исходя из своих личных убеждений. — Ну так что сможешь рассказать про старика?
Жарг задумался на какое-то время. Густав чувствовал, что кузнец, как и он сам, не испытывает страха перед теми, кто таился в ночной мгле.
Хотя, с другой стороны, кто в своем уме нападет на такую детину, у которой в плечах спрятался не один, а сразу два аршина.
Он, небось, мог раздавить спелый арбуз в своей лапище с той же легкостью, с которой обычный человек – крупный помидор.
— Он пришел к нам чуть больше пяти лет назад, — начал свой рассказ Жарг. — пыльный, уставший, видавший виды воин, у которого пол головы в седых волосах, все тело – в жутких шрамах, которые, порой, можно спутать с глубокими морщинами.
– И сколько же ему лет?
– Никто не знает, – пожал плечами Жарг. – мастер почти не выходит в свет. Он либо занимается с учениками в своей школе, либо уходит в леса. За все время, что я с ним работаю, услышал от него хорошо если сотню слов.
– Молчаливый воин в шрамах… – протянул Густав. – знаешь, я воевал на границе Красного Феникса с темными эльфами Загры. Так вот те, кто дезертировал из нашего строя, обычно тоже – имели славу молчунов.
– Не знаю, Серобородый, был ли когда-нибудь солдатом мастер, но… Он не кажется человеком, который хоть кому-то подставит свою спину, – тут Жарг словно вздрогнул и передернул плечами. – впрочем, он вообще порой им не кажется.
– Кем?
– Человеком, – пояснил кузнец. – но тебе лучше сперва самому увидеть, прежде чем задавать очередной вопрос. К тому же – мы уже пришли.
И действительно. Они стояли на границе бедняцких трущоб – нагромождения сараев, которые по недоразумению именовались домами. И на их границе высился явно самодельный забор. Огромные, заостренные сверху жерди были вонзены в землю и крепко опоясаны канапляными канатами.
– Боится воров? – Густав оценил остроту кольев.
– Кошек, – пояснил Жарг. – за мастером всюду следует белый котенок, и он очень плохо реагирует на бродячих котов и собак. Так что мастер построил этот забор, чтобы никто не пострадал.
– Кошек? Ну да… конечно… разумеется. Настоящих мечников ведь действительно заботит благополучие их котят.
– Ты можешь ерничать сколько угодно, Серобородый, но эта вывеска висела здесь пять лет и провисит столько, сколько того пожелает мастер.
Густав посмотрел на вишневую доску, где значился всего один иероглиф “Школа” и больше ничего.
За все десятилетия странствий, Густав сражался более чем с тремя сотнями мастеров различных стилей и течений. И те названия школ, которые они придумывали, порой граничили с безумием, но чаще выдавали в них стремящихся к славе зарвавшихся самонадеянных глупцов.
“Школа Меча, рассекающего небо”.
“Школа Копья, пронзившего солнце”.
“Школа Топора, демоно-борца”.
“Школа Меча, поющего в звездах”.
И тому подобные, крайне претенциозные названия. Но все их объединяло одно – Густав, разбив стили мастеров, после этого, по праву победителя, раскалывал доску с названием школы и забирал из неё одну щепку – в качестве трофеев.