Он не знал, сколько времени провел в глубочайшей медитации. Не знал, сколько раз выходил из нее, брал в руки меч и пытался нанести удар. Иногда у него… не выходило ровным счетом ничего. Такие попытки уже считались прогрессом. Потому как в остальных случаях нанесенный удар вредил вовсе не камню, а самому Хаджару.
Доходило даже до того, что один раз он отсек себе руку. Опять же — если бы не иллюзорность мира, созданного швом между двух душ, то Хаджар бы уже давно отправился к праотцам.
Порой Травес давал советы. Зачастую Хаджар мечтал, чтобы учитель этого не делал. Все же, чтобы быть учителем, настоящим наставником на пути развития, мало обладать огромными силой и знаниями, надо еще и иметь талант к обучению других.
Увы, Травес к последнему оказался холоден. Всего его советы, за исключением парочки (видимо, по чистой случайности) скорее запутывали, нежели помогали.
— Оставь эти попытки, ученик, — после очередной неудачи советовал Травес. — Твоих знаний и сил еще недостаточно, чтобы соединить технику внутренней энергии и знания о духе меча.
Что такое “техника внутренней энергии”, Хаджар не знал. И, судя по уклончивым ответам Травеса, отчего-то отказавшегося вдаваться в подробности, это понятие не имело никакого отношения к “внутренним” и “внешним” техникам.
Но именно этот совет и стал тем, что столкнуло Хаджара с мертвой точки. Столь откровенное указание на его беспомощность, на фоне живости воспоминаний о стене тумана и Санкеше, привело Хаджара в бешенство. И именно эта ярость разожгла огонь озарения, вспыхнувший в разуме Хаджара.
Ему ведь и не требовалось сливать воедино энергию и знания о мече. Не требовалось хотя бы потому, что дух меча и так уже в ней присутствовал. Как и во всем, что окружало Хаджара. И если бы не ступень владения мечом, он бы никогда этого не понял.
После сотен неудачных попыток Хаджар вновь поднялся на ноги. В глазах Травеса плескался ничем не прикрытый скептицизм.
— Может, я переоценил его талант, — себе под нос бормотал дракон. — Даже самому бездарному из учеников школ меча в Дарнасе потребовалось бы всего сто попыток, чтобы слить подобные простейшие стойки, а этому потре…
Он так и не смог договорить.
Вокруг Хаджара закружились потоки ветра. Они трепали полы его поношенных одежд и бренчали фенечками, вплетенными в длинные волосы.
Движение меча было плавнее движения крыла аиста. Плавнее плывущей по воздуху пушинки. Казалось, что Хаджар и вовсе старается мечом приласкать чью-то нежную щеку. Но в то же время движение было быстрым и резким. Таким же, как если бы на самом деле ласка оказалась стремительным, смертоносным режущим ударом.
— Шелест в кроне!
Хаджар закончил выполнение пятой стойки. И, к удивлению Травеса, ни на одном из камней не появилось ни единого пореза. Но при этом дракон явно ощущал изменения в потоках энергии Реки Мира. Эти легкие, незаметные изменения были недоступны для восприятия даже Повелителей, не то что Рыцарей духа, но именно они помогли понять Травесу, что что-то изменилось.
Но вот что именно — он не понимал. Это одновременно радовало его и… пугало.
— Учитель, — Хаджар, уставший, но счастливый, повернулся к Травесу, — прошу, попытайтесь меня ударить.
Не вставая с валуна, Травес направил волю владеющего мечом на Хаджара. Перед ним в воздухе сформировался клинок из ветра. Он, быстрый и стремительный, направился прямо на Хаджара. Но примерно на расстоянии в двенадцать шагов от противника застыл. Будучи не в силах двигаться дальше, он слегка вибрировал, а вокруг него материализовался силуэт черно-синего дракона, вцепившегося когтями в лезвие.
Хаджар, все так же улыбаясь, слегка повернул рукоятью меча. В ту же секунду дракон-удар разбил вражеский клинок и исчез.
— “Весенний ветер”, “Спокойный ветер” и “Падающий лист”, — тут же понял Травес.
Хаджар кивнул.
— Зачем мне отбивать удар, если я уже его отбил? — спросил Хаджар.
Травес смотрел на ученика, продолжавшего тренировать свою собственную стойку.
Высокое Небо! Как же он был не прав! Кровавыми слезами умоются ученики школ меча Дарнаса… Хаджар Дархан — за этим именем скрывался монстр, способный на жалкой стадии практикующего осознать такую стойку, которая смогла остановить волю Травеса.
Хаджар не видел, но одобрительная улыбка на лице Травеса стала хищной, звериной.