Хаджар обернулся.
На крыльце… ну или том, что с трудом называлось таковым, стояла Аркемейя и вытирала руки о передник.
Хаджар резко повернулся обратно.
Ни Хельмера, ни его кошмаров.
— Что-то случилось? — охотница подобралась почти бесшумно и обвила руками его грудь. — Или тебя, о Великий Мечник, одолела кровля?
— Почти, — прошептал Хаджар накрывая бархатные ладони своими натруженными, мозолистыми ручищами. — почти…
Мерно билось её сердце о его спину.
Это звучало куда приятнее грома военных барабанов.
Глава 1184
Урожай успели собрать как раз перед глядками. Ну и, как водится, под конец сбора, перед самыми гуляниями, дел было больше, чем кто-то из городских жителей мог себе вообразить.
Даже Аркемейи пришлось присоединиться к общему делу. Кто-то грузил мешки в абмар, другие — заботились о том, чтобы земля за зиму не была полностью побита снегом и теперь укладывал её перегноем и посыпал сверху рыхлым мхом, который собирали дети на протяжении последнего месяца.
Ремесленники выкладывали на базаре свои изделия почти за бесценок — чтобы успеть накупить провианта на осень и зиму. Все таки лишь те, кто работал в поле, имели свою долю с провизии. Всем остальным приходилось её закупать.
Вполне честная система, при которой и пахарь работает в поте лица и ремесленник выпускает максимально качественный товар в самые сжатые сроки.
— Закрывай! — кричали молодые голоса. — Давай, Хаджар! Ты сможешь!
Аркемейя, стоя поодаль, глядя на происходящее, только слегка улыбалась. Вообще, Хаджар этого не видел, но подозревал, что именно так оно и происходило.
Она ведь знала, что на самом деле бревенчатая доска из цельного дуба, толщиной в две ладони, а длинной в пятнадцать шагов, служившая амбарным засовом, для Хаджара была не тяжелее простой палки.
В то время как для Тополца — весьма серьезный вызов.
— Тополц! — поддерживали другие. — Мы верим в тебя! Не подведи!
Шуточное соревнование, которое они затеяли, собрало, неожиданно, достаточно значимое количество зрителей. Все они, так или иначе, собрались здесь, чтобы поддержать “самых первых парней на деревне”.
Тополца — молодого юношу, который славился своей необычной силой при такой, по сравнению с могучим Хаджаром, мелкой конституции и самого Хаджара. Юношей его, конечно, не назовешь, но он был молод, по-мужски красив и, что самое важное, его браслет все еще висел на его запястье.
Да, вся деревня знала, что они живут вместе с Аркемейи, но если браслет мужской и нет обмена, значит человек свободен…
Так что поддерживали обоих.
Хаджар, делая вид, что ему так же тяжело, как Тополцу, сперва взвалил бревно на колени, затем поднял на плечо и только после этого с шумом водрузил его на ряд кованных, огромных петель.
Правда сделал он это на секунд позже Тополца. Разумеется, специально.
Первого тут же бросились поздравлять с победой, к нему потянулись молодые красавица. Некоторые, конечно, рискнули направиться к Хаджару, но только наткнувшись на взгляд зеленых глаз, тут же куда-то испарились.
— Годы дает о себе знать? — Аркемейя протянула кувшин с молоком, который Хаджар, без притворства, вылокал за несколько глотков.
Пить хотелось.
— Да, дают, — кивнул он. — боюсь на ночь сил уже не хватит.
Улыбка охотницы сверкнула сабельной сталью.
— Жить надоело? — с этими словами она, под всеобщий добрый смех, потянула его в сторону тропы ведущей в их хижину.
Сделала ли это Аркемейя, чтобы насолить другим молодым девкам (хотя на её фоне меркли даже звезды, не говоря уже о деревенских девчатах. Но Хаджар и без того ни на кого другого, кроме охотницы, не смотрел) или по каким-то другим причинам, Хаджара это не волновало.
До самого вечера, когда зажглись первые костры глядок, они провели в постели, в шкурах зверей, позволяя себе наслаждаться обществом друг друга. Теплом тел. Жаром сердец.
Сабли Аркемейи и ножны Синего Клинка Хаджара вот уже несколько недель, за ненадобностью, лежали в подполе. Сокрытые, скорее, не от взгляда селян, а от их собственных.
Хаджар гладил шелковые волосы охотницы, а та ластилась к нему дикой кошкой.
Так ли выглядела любовь?
Он не знал.
Да и не хотел знать.
Когда Аркемейя была рядом — свободная, дикая, гордая, он чувствовал себя целостным. Собранным по кусочкам, на котрые его постоянно стремилась разбить жизнь. Она делала его собой. Давала цель. Дарила силу. Силу большую, чем он мог получить от меча, его мистерий и всего, что было связано с путем развития.
И если не это любовь — то что?
Да, их отношения не выглядели так, как их воспевают барды и менестрели или как складывают в детских сказках бродячие рассказчики.