– Разойдись! – хрипло, с предвкушением, приказал он и выпустил короткую, сразу иссякшую струю.
Гнущаяся и почти утратившая форму фигура неслась прямо на него. Кряжистый берсерк выпустил еще одну дразнящую струйку. Скривился ртом. Окружавшие его берсерки метнулись в разные стороны. Кряжистый расставил кривые голые ноги, больше похожие на корни, крякнул, набычился и, подпустив гнущуюся фигуру совсем близко, вдруг ловко и легко отпрыгнул назад, одновременно вскинув трубу. Кривые ноги берсерка выделывали удивительные вещи. Они то подбрасывали его кверху, то ловко относили в сторону, то чуть сдвигались, то приплясывали. Послышался гул выбрасываемого топлива. В руках у огнеметчика расцвел бело-рыжий с черной окантовкой цветок. Спрямленная струя расширилась, начала округляться – и превратилась в пылающий шар.
Работу свою берсерк знал. Бежавшее на него существо уже пылало. Щиток, закрывавший лицо, лопнул, и Лиана снова увидела красную бороду. Только это была не борода, а множество коротких, непрерывно двигающихся красных щупалец. Берсерк с огнеметом опять отпрыгнул назад, на носках, с боксерской ловкостью, забежал чуть сбоку и с особой тщательностью принялся обрабатывать шлем и щупальца.
Дионисий Тигранович, охая, морщился и отворачивался. Лиана смотрела на все с застывшим равнодушием. «И чего это Белдо все рожи корчит? А вот у меня нервы крепкие!» – думала она, не замечая, что все сильнее бледнеет.
Секач, заглянув Лиане под стекло шлема, торопливо подхватил ее под локоть и что-то крикнул Белдо.
– Пустите! Что вам надо? – произнесла Лиана, обнаружив, что ее губы уже двигаются. Голос ее прозвучал как-то очень громко, потому что сирена в этот миг смолкла.
Секач продолжал уверенно тянуть Лиану за собой. Лиана послушно пошла за ним, но почему-то ей показалось, что идет только верхняя часть туловища, а ноги не двигаются. Она захотела наклониться, чтобы увидеть свои ноги, но что-то сильно надавило на живот. Липкий пот залил спину. Потолок и весь коридор вдруг начали вращаться. Они закручивались штопором и все ускорялись, ускорялись. Центром вращения была круглая, похожая на пуговицу лампа-прожектор. Лиана таращилась на эту лампу и напряженно пыталась понять, как это лампе удается не двигаться, когда все так вертится.
– Да держите же вы ее! – услышала она раздраженный крик Секача, обращенный к Белдо.
«Зачем?» – хотела спросить Лиана и вдруг ухнула куда-то – будто с вышки в реку.
Очнулась она в лазарете. Она была уже без скафандра, в обычной своей одежде. Лежала на белой кушетке, на клеенке. Белдо, тоже уже избавившийся от защиты, меланхолично водил у нее перед носом зловонной аммиачной ваткой. На Лиану он не смотрел. Разговаривал с Секачом.
– Красная борода! – недовольно гудел тот. – Молодые щупальца похожи на рыжие волосы! И где он эту гадость подцепил! Не исключено, что несколько дней с ней проходил!
– Но почему? – жалобно взмахивая ваткой и по-прежнему не замечая, что Лиана очнулась, спросил Белдо. – Такая ненависть… Злоба – это, конечно, понятие культурологическое, но все же я в шоке…
Лев Секач насмешливо наблюдал за ним, терпеливо ожидая, пока Белдо перестанет кривляться. Тот перестал и, сердито надувшись, сунул ватку в самый нос Лиане. Лиана, вскрикнув, поймала руку Дионисия Тиграновича за запястье и отвела подальше от своего лица:
– Уберите! Я задохнусь!
– Очнулась! – радостно воскликнул Белдо.
Рядом кто-то настойчиво засопел. В дверях стоял тот самый кривоногий. Теперь он был уже без огнемета. Зато в брюках. Но брюки его явно тяготили, и одной ногой он уже чесал другую.
– Помощник мой. Исай. Все эти годы со мной. Все тут знает. Вместе начинали! – представил Секач.
Исай осклабился.
– Я чего пришел-то… Гай здесь! – сипло произнес он.
Тяжелое лицо Секача неуютно задвигалось.
– Я не слышал, как он подъехал! – озабоченно сказал он.
– Он не подъезжал, – сказал кривоногий и отчего-то усмехнулся. Подобная усмешка уже была на его лице, когда он выжигал из огнемета эльба.
Глава вторая. «Хоум! Свит хоум!»
Чем бы дитя ни тешилось, только б не квакало.
За городом, километрах в двадцати от Москвы, Гай велел водителю остановиться. Легко выскочил на обочину шоссе, отбежал немного от дороги, потянулся. Влажные обочины, заросшие травой. Клены, растопырившие красные, пугающе похожие на человеческую ладонь листья. Рядом, отвоевав полосу на опушке, сомкнул ряды борщевик. Вывели ж когда-то такую радость кормить коровушек! Замысел был блестящий: коровушки поедают борщевик, люди едят коровушек – и наступает всеобщее благоденствие. Но что-то в очередной раз пошло не так, и несъеденный борщевик год за годом пожирал влажные обочины дорог Подмосковья.