Голиаф движется позади меня, и я не уверена, потому ли это, что он слабеет, или ему так же интересно услышать ответ, как и мне.
Фёдоров поднимает стакан в воздух над плечом, и лысый громила на мгновение исчезает и возвращается с бутылкой водки, чтобы налить в неё ещё одну дозу. Мой отец опрокидывает её, как будто пьёт воду. Когда он со стуком ставит стопку на стол, то встречает мой взгляд.
— Твоя… Саммер. — Он почти сказал, твоя сестра, но в последнюю минуту передумал.
Нет, я не позволю ему забрать это у меня.
— Ты имеешь в виду моя сестра. — Я сажусь на диване прямо и поправляю его. — Потому что именно ей она и является. Не имеет значение, что мы не делим одну кровь. Не это делает кого-то семьёй. Семья поддерживает друг друга и не отворачивается. Семья означает жертвенность друг для друга.
На челюсти Фёдорова дёргается мышца.
— Твоя семья любит пользоваться твоим именем, чтобы преуспеть.
— Ничего из того, что ты расскажешь мне о Саммер меня больше не удивит. Она облажалась. Она знает, что облажалась. Я не отрекусь от неё.
Он внимательно наблюдает за мной, как будто каждое моё слово позолочено.
— Нет, я бы тоже не стал. На самом деле, если бы она не использовала твоё имя и не была похищена, я бы никогда не узнал, что ты всё ещё жива.
Мои пальцы сжимают край диванной подушки.
— В каком смысле? Как это связано? Я не понимаю.
— Белевич.
Как только он произносит имя русского игрока в покер, у меня отвисает челюсть. Я, блин, так и знала, что у него был информатор.
— Какое он имеет отношение к этому? — я выдавливаю слова сквозь стиснутые зубы.
— Его отец был моим другом. Вся его семья бывала в моём доме в России, и когда Дмитрий был там, он увидел в моём офисе фотографию Ирины. Она висит над моим камином. Когда он увидел тебя в магазине на Ибице, он связался со мной и сказал, что видел её двойника. Я не мог в это поверить. Но когда я провёл расследование, у меня появилась надежда впервые за много лет, что мы воссоединимся. Но каким-то образом… об этом стало известно. В моей организации произошла утечка.
Всё это началось с Белевича. С этого ублюдка. Он мог бы рассказать мне. Почему он этого не сделал?
— Когда, чёрт возьми, это было? — требую я.
— Незадолго до того, как они схватили твою сестру, думая, что это ты. Они требовали с меня выкуп, сказав, что это ты.
Белевич знал, когда мы играли в Ла Рейне. Он знал, почему я играю. Он знал, что Саммер похитили, потому что думали, что это я. И он ничего не сказал. Нам с ним нужно кое-что обсудить.
Я опускаю взгляд на пустой стакан из-под виски, желая, чтобы он волшебным образом наполнился. Когда этого не происходит, я смотрю на Фёдорова.
— Они действительно схватили Саммер, потому что думали, что это я?
Его голубые глаза стали серьёзными.
— Да. Потому что они знали, что я заплачу сколько угодно, чтобы вернуть тебя.
— Но… Джерико — тот, кто вернул Саммер. — Я прижимаю два пальца к своему виску, когда он запульсировал от начавшейся сильной головной боли в попытке обработать всю эту информацию.
— Я попросил его об одолжении. Но я не знал, что похитители узнали, что женщина, которую они держали, была не ты. После этого они пытались получить деньги за неё и у тебя, и у меня. Фордж узнал, кем была для тебя эта девушка, тоже мне не сказав. А затем он провернул свой самый большой трюк. — Фёдоров делает паузу, и я знаю, что он собирается сказать.
Джерико заключил со мной сделку.
— Он женился на тебе.
Прямо сейчас, в этот момент, когда моя искра любви превратилась в яростное пламя, не время вспоминать, что Джерико женился на мне под ложным предлогом. Неважно. Верно? Потому что речь больше не идёт о сделке. Всё по-настоящему.
В груди зарождается частичка сомнения, но я мысленно отмахиваюсь от неё.
— Он женился на мне, чтобы защитить, — говорю я с убеждённостью, подкрепляющей мои слова.
— Он сделал это ради преимущества в бизнесе. В качестве рычага давления, — возражает мой отец. — Но… когда мы виделись после, я подумал, было ли это только бизнесом? Я не верил, что мужчина может устоять против моей родной дочери. Я был на его месте. Я не мог отказаться от Ирины, хотя она и заслуживала лучшего человека. Мы с Форджем сделаны из одного теста. Мы берём то, что хотим, по собственным причинам и никогда не станем за это извиняться.
Его сравнение — последнее, что я хочу слышать. Я качаю головой.
— Я не хочу сейчас об этом говорить.
Я крепко сжимаю стакан с водой, потому что, если я поддамся миллиону других вопросов в голове, то потеряю концентрацию на самом важном — на Джерико.
Взглянув на блондина, я спрашиваю:
— Ты не мог бы получить последнюю информацию? Я не хочу ждать здесь всю ночь, гадая, что, чёрт возьми, происходит. Мы должны что-то делать.
Я роняю фото на стол перед собой, хотя часть меня хочет его оставить. Фёдоров поднимает его, целует потёртую бумагу и прячет в бумажнике.