— Исаак! — я протянул руку и воздал молитву, как только увидел его часы для дайвинга, но когда мои пальцы коснулись кожи, я понял, что что-то не так. Я дёрнул, и рука полетела ко мне… но самого тела не было.
Нет. Нет!
Вода с бензином и маслом попадала мне в рот, когда я снова и снова выкрикивал его имя. Ледяная ярость заполнила мои вены, как только я понял, что произошло. Эти ублюдки скрылись с места преступления. Они врезались в лодку Исаака и свалили.
Но сейчас это не имело значения. Главным было найти Исаака. Остальную часть Исаака.
— Исаак!
Но ответа не последовало, кроме потрескивания огня и запаха горящего масла, бензина, пластика… и человеческой плоти.
Я погрузился в воду, наплевав на защипавшие от морской воды глаза, ища в затонувших обломках любые признаки единственного отца, которого я знал.
Корпус красной лодки исчез, когда она опустилась в могилу на дне океана, присоединившись к Исааковой лодке.
Исаак должен быть где-то там. Он, скорее всего, был близко к месту удара или первому взрыву.
Я выплыл на поверхность, всё ещё сжимая руку Исаака, и поплыл к своей лодке, чтобы подняться на борт и взять маску. Через несколько мгновений я снова был в воде, оставив единственную часть Исаака, которую смог найти, и нырнул до самого дна.
Я не успокоюсь, пока не найду его тело… и чёртового труса, который оставил его здесь умирать.
Глава 2
Индия
Наши дни
Ужас и страх пронизывают моё тело, когда я смотрю на человека, только что вышедшего из лифта в вестибюль этажа пентхауса и моего личного кошмара.
Мой муж пропал, а Донниган, Бейтс и Голиаф мертвы.
Взгляд Белевича скользит по моему окровавленному платью, и его глаза распахиваются.
— Ты их убил? Где он? — мои пронзительные вопросы получаются резкими и отчаянными. Русский смотрит на меня так, словно я сошла с ума.
— Убил кого? — спрашивает Белевич. Он осторожно шагает ко мне, будто боится, что я сломаюсь. И я могу.
— Не смей приближаться ко мне. Отвечай на мои чёртовы вопросы. — Если Белевич причастен к этому, я не собираюсь облегчать ему своё убийство. Я буду драться, пинаться и царапать ему глаза.
— Индия, я играл в покер за тем же чёртовым столом, что и ты. Я никого не убивал.
— Тогда кто, чёрт возьми, это сделал? Где мой муж? — визжу я, указывая в сторону вестибюля.
— Ничего не понимаю, и… — голова Белевича поворачивается в направлении моей трясущейся руки, и он, наконец, видит Бейтса, лежащего со свёрнутой шеей, и тело Доннигана с окровавленным под ним ковром. — Боже мой. Что, чёрт возьми, случилось?
— Я не знаю!
Белевич приседает, проверяя пульс на шеях Бейтса и Доннигана, но не находит его. Знаю, потому что тоже проверила их.
Они мертвы. Они все мертвы. Рыдание грозит сорваться с моих губ, но я сглатываю его, когда Белевич вытаскивает пистолет из кобуры на щиколотке и вскакивает на ноги.
— Ты грёбаный лжец! — кричу я, выставляя перед собой кулаки, пока прижимаюсь к углу. Белевич не возьмёт меня без боя.
— Я не собираюсь убивать тебя, Инди. Не знаю, что, чёрт возьми, здесь произошло, но тебе нужно держаться за мной.
Я моргаю, когда он машет туда, где я должна стоять. Что? Нет, я даже близко не подойду к нему.
Из коридора, в который я выбежала всего несколько минут назад, после отчаянных поисков Джерико в нашей комнате, раздается стон мужчины. Я бросаюсь к Белевичу, чтобы лучше рассмотреть.
Пожалуйста, Господи, пусть это будет Джерико. Пусть окажется, что я каким-то образом не заметила его.
Белевич пытается закрыть меня своим телом, но я обхожу его, чтобы видеть. Призрачная надежда, за которую я хваталась, рассыпается. К нам идёт не Джерико. Это Голиаф. Кровь льётся из его груди с каждым спотыкающимся шагом, который он делает по застеленному ковром коридору.
Белевич взводит курок.
— Он с тобой или он умрёт?
— Он со мной. Не стреляй в него! — я прохожу мимо Белевича, обхожу тела Бейтса и Доннигана и бегу к Голиафу, который, как мне казалось, был мёртв всего несколько минут назад. Судя по тому количеству крови, которое он теряет, он всё равно может скоро умереть. — Остановись. Сядь. Нам нужна твоя помощь.
Колени Голиафа подгибаются, и я приседаю рядом с ним.
— Нам нужны полотенца. Простыни. Что-нибудь, чтобы остановить кровотечение.
— Я принесу их. — Белевич обходит меня, проходит по коридору и ногой выбивает дверь подсобки. Спустя несколько минут он роняет стопку полотенец на ковёр рядом со мной.
— Подвинься, — приказывает он, и я падаю на пятки, когда он отводит руку Голиафа от места, где течёт кровь. От плеча, а не груди. Белевич вытирает его полотенцем, вглядываясь, чтобы лучше рассмотреть, потом прижимает руку Голиафа к ране.