— Как дела у Голиафа? Он в порядке? — меня быстро накрывает чувство вины. Я никогда не должна была настаивать на поездке в Прагу.
— Такой же сварливый, как лев с колючкой в лапе, но с ним всё будет в порядке. Врач уже был здесь, чтобы проверить его, и сказал, что он скоро поправится. Мистер Фордж тоже официально здоров, к тому же доктор всегда готов выехать, если Голиафу что-нибудь понадобится. Ещё он позвонил семьям Доннигана, Кобы и Бейтса, — говорит она с грустным выражением лица, отчего вокруг рта появляются морщинки.
На этот раз чувство вины не возникает в спешке, а появляется в виде удара в самое сердце.
— О Боже. Я должна была… Я должна была быть там. Это была моя вина.
Подбородок Дорси напрягается, и она в недоумении смотрит на меня.
— Они делали свою работу, мэм. Они знали на какой шли риск.
— Всё равно… — я обхватываю руками свою талию. — Хотела бы я всё вернуть назад.
— Вы ищете мистера Форджа? — спрашивает Дорси, меняя тему разговора, прежде чем из моих глаз упадут мерцающие слёзы.
— Да, было бы здорово, если бы вы могли сказать, где его найти.
— Он в своём кабинете, мэм.
— Спасибо, Дорси.
Она вежливо кивает мне и исчезает на кухне. Думаю, что она отправилась через заднюю часть дома, чтобы принести Голиафу припасы в его небольшой дом, который является частью жилого комплекса в задней части острова.
Я иду в сторону кабинета и обнаруживаю, что дверь закрыта. Когда я стучу, меня встречает тишина.
Ладно… может, Дорси ошиблась?
Я отхожу, чтобы продолжить поиск, но не успеваю сделать и двух шагов, как позади меня распахивается тяжелая деревянная дверь, и Джерико стоит на пороге. Я оборачиваюсь к нему лицом — не похоже, что он вообще спал. Его глаза налиты кровью, а тёмные волосы в беспорядке, как будто он снова и снова зарывался в них руками.
— Ты в порядке? — тихо спрашиваю я.
— Нам нужно поговорить. — Мрачный тон соответствует внешнему виду Джерико, и у меня сводит живот, когда я следую за ним в его кабинет. Он закрывает за мной дверь со зловещим щелчком.
— Хорошо. Как скажешь.
Он не смотрит на меня, пока обходит свой стол и садится за него, как будто намеренно устанавливает между нами расстояние. Но, почему? У меня в груди зарождается тревога.
Джерико вытаскивает из ящика манильскую папку и проталкивает её по дереву ко мне.
— Что это?
Он кивает на папку.
— Тебе нужно подписать это.
— Хорошо… что это?
Джерико открывает её и поворачивает ко мне лицом.
На трясущихся ногах я делаю два шага ближе и смотрю на документ.
Заявление на развод.
Я трижды моргаю, но название документа не меняется.
Я резко поднимаю голову и смотрю на мужа. Его измождённая внешность принимает совершенно другое значение, чем несколько секунд назад. Меня охватывает неверие, руки становятся липкими, а живот скручивает, отчего кислота жжёт горло.
— Что… Почему…
— Потому что я хочу развода.
Я задыхаюсь от кислого привкуса во рту, когда он произносит эти слова. Этого не может быть. Я всё ещё сплю. Верно? Я щипаю руку, боль говорит мне, что я не сплю.
— Я… Я не понимаю. Почему?
Его взгляд становится твёрдым.
— Я с самого начала никогда не должен был жениться на тебе. Это было ошибкой.
Ошибкой.
Моя нижняя губа дрожит, когда я пытаюсь сказать, но не получается. Но Джерико — нет, Форджу — не нужен мой ответ. Он продолжает:
— Я обещал тебе сто семьдесят пять миллионов, но я удвоил их до трехсот пятидесяти. Половина будет зачислена на твой счёт, как только ты подпишешь. Другая половина, когда всё будет завершено.
Я рассматриваю резкие черты его лица в поисках объяснения, как он мог это сделать сейчас, но там ничего нет, кроме его твёрдой челюсти и глаз, похожих на море в полночь. Бездонных. Безграничных. Абсолютно пустых.
— Я не понимаю. Что, чёрт возьми, на самом деле здесь происходит? — я качаю головой, как будто это поможет мне найти рациональную причину. Потом до меня доходит.
Сделка с моим отцом. Джерико нуждался во мне ровно столько, сколько ему потребовалось, чтобы заключить сделку.
У меня скручивает живот, и я спотыкаюсь.
— Ты подписал его, не так ли?
— Да. Теперь тебе нужно подписать. — Джерико толкает бумаги к краю стола и бросает на них ручку.
— Ты использовал меня, и как только получил то, что хотел, ты меня вышвыриваешь. — Я задыхаюсь от слов, и мой голос наполнен слезами. Ледяные пальцы сжали моё сердце и разорвали его пополам. Но моё опустошение не действует на него.
Он смотрит на меня по ту сторону стола, сжимая руками ручки кожаного кресла, как будто я ничто.
— Я же сказал тебе, что совершил ошибку. Я исправляю её.
Я тыкаю в него пальцем.
— Ты мудак. Грёбаный ублюдок. Ты заставил моего отца подписать сделку, а потом просто…
— О чём ты, чёрт возьми, говоришь? — спрашивает он, наклоняясь вперёд. — Я не подписывал сделку с твоим отцом. Мы ни черта не делали по ней со времен Праги.