После вечерних экзерсисов седьмого дня, Шварц сказал, что теперь нет необходимости в его присутствии на тренировках, и отныне мы будем проводить их самостоятельно. Он схватил ситуацию верно – последние два дня мы сами стали усложнять и разнообразить упражнения на коллективные действия, да так, что Шварцнеггер с его советами и рекомендациями частенько оказывался в глупом положении. Когда он исчез в темнеющем небе, Баламут изложил свою версию тренерской отставки:
– Испугался, гад! Понял, что теперь нас вполне хватит на него с автоматом...
Почувствовав, что еще немного и наша команда станет непобедимой, мы с энтузиазмом продолжили тренировки. Скоро весь наш день фактически превратился в одну большую тренировку. Еще через пару дней мы определяли местоположение друг друга с закрытыми глазами, а в некоторых затруднительных ситуациях могли общаться телепатически. Конечно, приобретенные нами свойства были далеки от зомберских, и мы, наверное, проиграли бы любой мало-мальски притертой зомберкоманде, но поселившийся в нас кураж рассеивал все сомнения и страхи...
На тринадцатый день тренировок с неба спустилось письменное распоряжение перебазироваться в подземную лабораторию известным нам путем (через вентиляционную шахту). Ознакомившись с распоряжением, мы взглянули друг другу в глаза и поняли, что либо умрем там, в подземельях, либо вырвемся на волю, предварительно разотря все, что пахнет Худосоковым, в мельчайший порошок.
Полет по вентиляционной шахте закончился удачно – свалка в ее забое состояла на этот раз из скомканных листов оберточной бумаги и целлофановых пакетов, набитых... человеческим волосом.
– Смотрите... – пробормотала Вероника, рассматривая один из пакетов. – Женские, длинные... И мужские разного цвета... Стригут, что ли здесь, как в немецких концлагерях?
– Вши, наверное, их заели... – улыбаясь, предположил Бельмондо. – Вот и остриглись...
Его слова сдули нас с кучи моментально. Отряхнувшись и осмотревшись, мы пошли к столовой. Она была закрыта. Встреченные служащие в синих халатах на наши вопросы о местонахождении Худосокова не отвечали. И мы решили уйти из подземелья. Лавиной рванули к выходу, но он был перекрыт массивными стальными дверьми.
– Нет, так нет, – прошипел бледный от злости Бельмондо, – пошлите мочить Худосокова!
Собравшись в кулак, мы вооружились металлическими скобами, выдранными из стен, и пошли назад, заглядывая в каждую дверь. Но все проверенные нами помещения были либо пусты, либо населены безмолвными существами в синих халатах. В седьмом помещении на нас набросились три охранника, вооруженные дубинками и пистолетами, но их на нас не хватило. Начисто лишив их сознания (на это ушла секунда), мы связали их телефонным проводом и пошли во внутреннюю комнату.
– Там Худосоков, сердцем чую! – сказал Баламут, разминая рукоятку пистолета.
В комнату мы ворвались так, как в фильмах-боевиках пробивается к цели спецназ. Первым туда вкатился Бельмондо с беснующимся пистолетом в вытянутых вперед руках.
Но комната была пуста... Вернее, пуста, но не совсем – в центре ее находились люди (шесть человек), но людьми их можно было назвать лишь с большой натяжкой. Одетые в свитера-безрукавки и короткие шерстяные шорты, они сидели друг против друга в узких, вплотную придвинутых креслах с высокими спинками... Голов их не было видно – они таились в лежащем на их плечах стеклянном торе, наполненном голубоватым светящимся газом... Оголенные колени каждого касались колен соседей, руки их были сплетены, как в хороводе, да хороводе, хотя каждый из его участников был совершенно неподвижен. Ощущение бешеного движения создавалось нервным миганием голубого газа, и особенно – каким-то особым напряжением тел сидящих. Казалось, что движутся они по кругу незаметными зрению скачками. Да скачками: вот только что я, неподвижный, пристально рассматривал грудь и плечи одного из них, а теперь перед глазами совсем другой...
Насмотревшись на это неприятное зрелище (да, оно всем показалось именно таким) мы забегали глазами по комнате и увидели, что у стен ее стоят столы с дисплеями, принтерами, модемами, сканерами и другой компьютерной периферией. Не было только компьютеров.
– Интересные шляпки носила буржуазия... – нахмурился Баламут. – А где же у них системные блоки?
– А ты, Чингачгук Большой Змей присмотрись, куда кабели от дисплеев идут, тогда поймешь, – пробурчал я.
Глаза моих товарищей побежали по интерфейсным кабелям. Бежали он разными путями (по полу, по стенам, по потолку), но прибежали к одному месту – к тору.
– Биологический компьютер!!! – воскликнула София, пораженная своей догадкой...
– Да... Похоже... Ничего сверхъестественного и вполне в современном духе... – проговорил я, стараясь скрыть волнение. – Человеческий мозг в миллионы раз превосходит любой компьютер по многим параметрам, но, в отличие от него, плохо управляем... Как снаружи, так и изнутри...
– Да уж... – вздохнул Бельмондо, вспомнив как трудно ему давались английский, геохимия, и математическая статистика. – Я даже в голливудских фильмах такого не видел.
– А что в этом такого? – пожала плечами Вероника. – Я имею в виду – что здесь нового?
– Понимаешь, обычные компьютеры зависят от людей, их надо программировать... Если то – то сделай то, а если это – то то... Компьютеры, настроенные на ведение ракетно-ядерной войны также запрограммированы на выполнение четких задач. И стоит случиться чему-нибудь экстраординарному, особенно когда счет идет на миллисекунды, то ситуация станет неконтролируемой – компьютерщики не успеют ничего изменить... А представьте себе биологические компьютеры, соединенные в сети... Они могут мгновенно реагировать на изменение ситуации. Целые коллективы высококлассных программистов сложную компьютерную программу составляют и отлаживают многие месяцы, а биокомпьютер сделает это за доли секунды... К тому же любой железный компьютер делает только то, что может ему приказать человек, а биологический сам сможет генерировать идеи и руководить их претворением в жизнь. И его всегда можно обесточить простым нажатием кнопки пульта...