Однако кузнец уже успел заглянуть в блокнот и возвращался. Застав Жакмора у самого порога, он нахмурился.
— Нечего сюда соваться, — сказал он, — здесь не мельница.
— Извините, — прошептал сгоравший от любопытства Жакмор.
— Я приду завтра. В десять утра. И чтоб все было наготове. У меня времени в обрез.
— Хорошо, — согласился Жакмор. — Спасибо.
Кузнец скрылся в глубине кузницы. Тем временем ученик поджег волосяную кучу. Ударила такая вонь, что Жакмор чуть не потерял сознание и поспешно спасся бегством.
На обратном пути ему попалась лавка швейных принадлежностей, она же пошивочная мастерская. В окне горел свет и была видна старая женщина, дошивавшая почти готовое платье, бело-зеленое, отделанное английской вышивкой. Какое-то неясное ощущение заставило Жакмора на минуту приостановиться. Однако только на подходе к дому его осенило: точно такое же платье было несколько дней назад надето на Клемантине. В белую и зеленую полоску, с вышитыми манжетами и воротником. Что же, она заказывала наряды у деревенской портнихи? А если нет, то как это понимать?
9 марта
Жакмор встал с постели. Еще одна ночь прошла в бесплодных попытках разговорить служанку. А кончилось все, как обычно, дурацким совокуплением на четвереньках: другой позиции она не признавала. Сколько ни бился Жакмор, он не мог вытянуть из нее ничего, кроме самых расплывчатых ответов на простейшие вопросы, и утешиться мог, только нюхая свои ладони, на которых сохранялся запах ее лона. Когда девица уходила, психиатр злился и придумывал на следующий раз доводы, доступные ее младенческим мозгам, но каждый раз терпел поражение перед тупым упорством и молчанием, непрошибаемым в своей дикости, и доводившим до отчаяния идиотизмом. Вот и теперь он понюхал ладонь, представил, как овладевает ее телом, утверждается в нем, и при этом воспоминании его уставшая плоть, кажется, восставала вновь.
Он привел себя в порядок, ухитрившись не замочить рук при умывании, и решил наведаться к Анжелю, чтобы хоть с кем-нибудь поговорить.
Он трижды постучался в спальню Анжеля, не получил ответа и заключил, что его там нет. Когда же проверка всех прочих дверей дала тот же результат, он предположил, что интересующее его лицо находится вне дома.
Где-то в парке дребезжала пила. Жакмор пошел на этот звук.
На ходу нюхнул пальцы — еще не выдохлись.
Всхлипы пилы все ближе, и наконец он увидел около гаража Анжеля. В синих рабочих штанах, без куртки, он распиливал лежавшую на козлах длинную доску.
Жакмор подошел, как раз когда неровный, треснутый конец доски отвалился и шмякнулся на землю. Под козлами набралась уже целая куча желтых, пахнущих смолой опилок.
Анжель разогнулся, отложил пилу и протянул руку психиатру.
— Видите, я следую вашим советам.
— Лодка? — спросил Жакмор.
— Лодка.
— И вы сумеете ее сделать?
— Меня устроит самая скромная посудина — лишь бы плавала.
— Тогда сделайте лучше плот, — предложил Жакмор. — Это легче — он же плоский.
— Легче, но не так красиво, — сказал Анжель.
— Все равно что писать картину акварельными красками.
— Вот-вот.
Анжель подвинул доску на козлах.
— На что вы собираетесь ее пустить? — спросил Жакмор.
— Не знаю, — сказал Анжель. — Пока просто обпиливаю негодные концы. Чтобы материал был в полном порядке.
— Но вы делаете двойную работу…
— Ну и что? Времени у меня сколько угодно.
— Занятно, — пробормотал психиатр. — Значит, вы не можете начать работу, пока не выровняете весь материал?
— Могу, но не хочу.
— И давно это у вас?
Анжель прищурился:
— Это что же, форменный допрос?
— Ничего подобного!
Жакмор поднес пальцы к носу, как будто хотел зажать одну ноздрю и продуть другую.
— Профессиональные замашки? — продолжал Анжель.
— Да нет. Просто естественный интерес к окружающим людям. Кем еще прикажете интересоваться?
— Самим собой.
— Вы же знаете: я — пустое место.
— Ну, так спросите себя почему. Глядишь, место будет уже не совсем пустое.
— Оставьте! — отмахнулся Жакмор.