Номенклатуры союз вековой,
Наше грядущее быдло-лакейное!
Славься, страна! Мы гордимся тобой!
Широкий простор для педофилии,
На бойню постели — детский поток…
Златые кровати — голодные лилии!
Слезы с шампанским смакует божок!
Славься, Отечество, наше “безгейное”,
Номенклатуры союз вековой,
Наше грядущее быдло-лакейное!
Славься, страна! Мы гордимся тобой!
Инфернальные пальчики
Я целуюсь со Скукой, я целуюсь со Скукой,
Поцелуем французским, поцелуем до слез,
Одержимый беснующей, темною мукой,
Осмеял крест серебряный чахнущих грез.
Бес с рогами уныния, мои мысли вопящие,
На котле жарит заживо, изуверски склабясь…
Инфернальные пальчики, в язвах боль копошащие,
На органе трагическом исполняют мне вальс …
Измена
Я плакала, плакала, плакала…
Потом вены гладила бритвою,
Они — плевались, а я — икала,
И головой все качала завитою…
Потом инстинкт повел к холодильнику.
Целовалась я час с бутылкою.
Стала дерзкою, наглою, пылкою
И соседа взяла в собутыльники.
Он меня на диван понес Жалости
И подушку подал Участия,
А потом разобрал на запчасти,
Смазав страстью, для нового счастья.
Каждый винтик, губами, вкручивал,
Собирал, до утра, старательно…
И обида ушла окончательно…
Шторм, губительный, миновал…
Любовные игры
Пусть рот ее бокалом будет нам –
Наполним вермутом и трубочку поставим.
Мешая лед, что бьется по зубам,
Мы губ ее журчание восславим.
Салфетки-волосы пропитаны духами –
Услужливою стопою лежат …
Вот грудь-желе, открылась, за мехами –
Десертные две порции стоят …
Дитя, дитя открой глаза пороку,
Вий сладострастия пусть цель укажет нам,
И стыд умрет, загрызенный с наскоку,
На радость новым, огненным страстям …
Стриптиз клуб Горбатое сердце
Канкан одноногих, на сцене, блистает –
Мелькают, дразняще, в чулках костыли.
Эстетика этику здесь развращает,
Ценитель — любуйся! Ценитель — хвали!
У бара блондинка, безрукая Эля,
На шпильке длиннее обрубка руки.
Пороки в сердцах и пороки на теле –
Мы любим единство, хоть в этом жестки.
Горбатое сердце висит в центре зала,
Безногие девушки на пьедесталах…
Повсюду Ущербность с накрашенным ртом
Смущает и дразнит помятым крылом…
Кладбище страстей в моей памяти
Ограды вьются бахромою всюду,
Полулежат надгробья в тишине –
Увитые венками в неглиже,
Они читают эпитафии друг другу.
О, как же звучна тишина вокруг,
Унизанная мудрой позолотой…
Цветы здесь наслаждаются свободой,
Их не сорвут нечаянно и вдруг…
Твоя улыбка — алый гроб открытый,
И мертвый поцелуй мой будет там.
Вокруг, бросая траур ядовитый,
Стоят глаза, подобные венкам.
Сырая вырыта уж в памяти могила,
Три долгих дня и завершится ритуал,
И встретившись потом и улыбнувшись мило,
Тихим надгробием мелькнет лица овал…
Там на неведомых танцполах или пати, автопати…
Сиреневый дурман — в кабинках туалета.
И Гоголевский Нос — под кайфом до рассвета…
Я к бару подхожу, как дядя мой к рыбалке,
Готовы на корню — коктейльные приманки…
И прыгают басы — боксеры как на ринге.
Бьют в уши и дразнят — животные инстинкты…
Я спиннингом подсёк — вертлявую Мальвинку…
И бьётся её торс… под RnB-пластинку…
Моя задача — ей, постельный, сделать мат.
Я двигаю коктейль — она пророчит пат.
15 минут тайм… Не схлопотал я штраф.
Срубил Ферзю преград… И пьём на брудершафт…
Здесь Конюховы все… Все на шарах парят.
Вокруг земли… смешки… неистово летят.
По компасу страстей все выверяют путь.
Когда найдёт Тот-Ту, подскочит нервно ртуть…
И мой прибор шкалит. Нажму твой кнопку-рот.
И автомат Любви — колёса повернёт…
Нас вытолкнет во двор, как пробку из вина –
Рука в руке… Накал… Такси, отель, весна…
Кате Кищук