— Людей? Зачем фейри люди? — Сорча не слышала о таком раньше. Она читала все книги о фейри, говорила с теми, кто встречал их. Никто не говорил, что фейри просили себе людей.
— Что-то всегда есть. Известный музыкант или художник, — он взглянул на нее, — повитуха.
Она застыла.
— Откуда вы узнали?
— Я нес тебя и твои вещи в свою комнату ночью. Я заслужил хоть заглянуть в мешок.
— Это ужасно.
— Ты могла оказаться убийцей, милая. Я защищаю своих людей и свой корабль.
Сорча не винила его за это. Она бы сделала так же, если бы незнакомец попал в ее бордель. Но это ощущалось как нарушение личного пространства.
Она потянула за камень на шее.
— Что вы смотрели?
— Пару книг. Как только я понял, что ты целитель, я оставил остальное.
— И ничего не взяли?
— Конечно, нет, — он выглядел оскорблено. — Я не вор, не пират. Что я украл бы у тебя, что не даст мне море?
Сорча выдохнула. Море бушевало, качало корабль. Сорча впилась в перила, смотрела на темные воды, где двигалась тень.
— Что это было?
— Это я и хотел показать, — сказал Манус. — Ты слышала об опекунах?
— Как еще один родитель?
— Как вид.
Сорча вскинула бровь.
— Нет.
Он встал за ней, поднял руку над ее плечом и указал на горизонт.
— Когда фейри метят корабль, его ведут не только мерроу. Опекун привязан к кораблю. Наполовину женщина, наполовину кит. Они пугают. Они могут руками порвать мужчину.
— Шутите.
— Нет. Они ведут наши корабли к Другому миру и смотрят, чтобы никто больше не прошел с нами.
Она хотела дрожать, но его ладонь была на ее плече. Он поймет, что она боится. Этого он и хотел. Было жестоко так делать.
— Я не люблю, когда меня пугают, — сказала она. — Я вам не верю.
— А стоит. Опекуны — настоящая угроза, лучше держаться подальше от воды, пока мы не доплывем.
Сорча покачала головой.
— Куда?
Он указал левее.
— Видишь?
Как она могла это упустить? Туман и тучи создавали стену посреди океана. Вспышка молнии пронзила небо, и хотя они были далеко и не слышали гром, она явно его ощущала.
— Мы плывем туда? Зачем?
— Это единственный путь в Другой мир, — сказал он, уходя.
— Гибразил не в Другом мире! — крикнула Сорча.
— Он на границе, милая! Вблизи ты увидишь.
Она хотела ударить его. Или схватить за дреды и выбросить за борт. Опекун.
Сорча фыркнула, но отошла от борта. Ей не нужно было больше страхов в голове. Она смирилась с дуллаханом, феями, детьми-подменышами и прочими пугающими фейри!
Ворча, она шла мимо моряков, что драили палубу на четвереньках. Они работали зловеще тихо. Они провожали ее взглядами по пути в каюту капитана, где она закрылась и заперла дверь.
Теперь морская болезнь утихла, и она смогла осмотреть его комнату. И это место потрясало.
— Кровать со столбиками? — пробормотала она. — Зачем такая кровать в море?
Она не была огромной, с трудом уместила бы двоих, но занимала много места. Стол из красного дерева стоял в углу. Он не выглядел использующимся. Там не было бумаг, пятен от чернил. Манус явно не сидел за столом.
Сорча заглянула под него.
— Нет стула? — пробормотала она. — Он лишь для украшения.
Коричневая овечья шкура покрывала пол, мягкая под ее босыми ногами. Она поджала пальцы ног в густой шерсти.
Кто-то постучал в дверь. Она развернулась и крикнула:
— Я не принимаю гостей!
— Хорошо! — крикнул Манус. — Мы отправляемся в центр бури. Она уходит от нас, так что ее еще нужно догнать. Оставайся в каюте! Я не хочу, чтобы ты выпала за борт.
Она скривила губы и повторила за ним:
— Я не хочу, чтобы ты выпала за борт. Хорошо, что вы мне помогаете, капитан, а то я уже думала выбросить вас в океан!
Из-за двери раздался смех, он был все тише, пока не пропал.
Сорча фыркнула и скрестила руки на груди. Она ощущала усталость, но сна хватило. У капитана оказалось мало интересного в комнате.
Где были сокровища? Карты чудесных мест? Хоть трофеи из путешествий! У него был корабль, отмеченный фейри!
Она скрипнула зубами и порылась в мешке. Одна вещь всегда успокаивала ее, где бы она ни была.
Тонкий пергамент был обернут вокруг кожаной обложки дневника. Бумага в нем закручивалась по краям, потемнела от времени. Она подняла его к носу и вдохнула.
Все еще пахло ею. Сколько бы лет ни была мертва ее мать, ее книги пахли как она. Старая бумага, лавандовое масло, солнце и немного клевера.
Как всегда, на глазах выступили слезы.
— Я скучаю, — прошептала она в корешок дневника. — Я оставила вчера папу и надеюсь, что поступила правильно. Ты всегда говорила мне быть смелой и доброй. Думаю, для того и это путешествие.