Клубника лопнула во рту. Сладость окутала ее язык, заполнила чувства вкусом солнца и лета в поле. Сотни лет семья Сорчи боролась за выживание. Ее мама шептала истории на ухо, когда они ели эти красные ягоды.
Сок клубники переполнил ее рот, покатился сиропом по ее подбородку. Сорча не видела, как он двигался, но ощутила его ладонь, словно он клеймил ее. Его шершавый большой палец провел по линии сока на ее подбородке. Он задел ее чувствительную губу, поймав последние капли сока.
Один из кристаллов на его ладони задел ее челюсть. Холодный камень вызвал вспышку ощущений, призвал жар на ее щеки.
Она беззвучно приоткрыла рот. Его гладкий ноготь коснулся ее верхней губы, поймал ее теплое дыхание, которое она выпустила, а потом отодвинулась.
Она была разбита, переродилась. Ее ладони сжались на коленях, она потрясенно смотрела на фейри, который дотронулся ее без спросу, разрезал ее стальную решимость и вышил на ее душе начало влечения.
Они смотрели друг на друга, застыв во времени. Свет луны проникал в ее окно и пронзал тень на его лице. Он плясал на глубоких трещинах с кристаллами, напоминая камень, который она как-то разбила и нашла жеод внутри.
Его глаза опасно блестели, и она не могла дышать. Синие, как ясное небо, как волны океана, они видели ее насквозь.
Он хотел ее. Он не играл. Его эмоции были голодными. Сорча видела такое у мужчин в бордели, даже на нее порой так смотрели, но она никогда не ощущала в себе ответные эмоции.
Ее желудок сжался. Она впилась ногтями в ладони, заставила себя проглотить клубнику.
Сорча смотрела, как он поднял ладонь к своему рту.
Стул заскрипел, она поднялась на ноги.
— Боггарт, ты доела?
Писк из угла сообщил, что фейри еще не закончила, но Сорче хватило этой ночи. Она оглянулась на тень за столом.
— Боюсь, мне придется попросить вас уйти, сэр. Мой путь сюда был тяжелым. Я еще слаба.
— Из-за пути, — повторил он, встав.
Она снова поразилась его размеру. Ее голова едва доходила до центра его груди. Она знала, что его ладони огромны, и она могла бы обвить руками его плечи, только если бы сильно постаралась.
Сорча выдохнула.
— Да. Я плыла неделю на корабле, а потом сама. Мерроу злы, когда преследуют добычу, так что позвольте, — она указала на дверь, не закончив под весом его взгляда.
— Меня уже отругали за неуважение желаний женщины. Я не хочу испытывать это снова, — он низко поклонился, плащ повис, будто крылья.
— Да, землеройка молчать не будет.
Он рассмеялся.
— В этой хижине из землероек только боггарт.
Сорча ждала злой визг, но Боггарт молчала. Может, соглашалась.
А ее щеки пылали. Она поспешила к двери и открыла ее.
— Спасибо за интересную беседу.
Он двигался как тень, тихий, замер перед ней. Она вдохнула запах мяты и воска.
— Был интересный, но короткий вечер, — сказал он и ушел.
Сорча прижалась к двери. Он унес энергию с собой, и ее тело опустело. Разговор был коротким, но ее ноги и ладони дрожали.
Дрожь пробежала по спине. Она развернулась и крикнула, высунувшись из двери:
— Камень!
Он замер с одной ногой на мостике, а другой на проклятом острове.
— Что, прости?
— Ты сказал, что некоторые зовут тебя Клох Ри. Я буду звать тебя Камень, пока ты не назовешь мне свое настоящее имя.
— Думаешь, я дам тебе такую власть над собой? — его голос дрогнул от веселья.
— Я готова поклясться, Камень.
— Буду ждать твоих попыток, Солнышко.
Она надеялась, что он улыбнулся, хотя вряд ли он мог изогнуть губы от счастья. Было что-то приятное в вызванной у мужчины улыбке. Она забыла, что это такое. Заигрывания и все, от чего бабочки порхали в животе.
Он пошел по холму к своему замку. Луна поднялась за величавым строением, озаряя острые шпили и обломанные башни. Замок был развалиной, реликвией времени, когда остров еще поражал видом.
Было что-то пугающе красивое в этом месте. Изумрудные холмы сияли в свете луны. Светлячки плясали над полями пшеницы, будто магия целовала землю. И король острова, бесформенный монстр, был тенью, идущей к своему дому.
— Ты перегибаешь, — сказала она. — Хватит, Сорча. Иди в постель.
Она не могла. Она осталась на пороге, смотрела, как он уходит от нее.
Ладошка потянула ее за юбку. Сорча оглянулась на странное вытянутое лицо Боггарт. Хлеб еще был у нее во рту, мешал ей пищать.
Боггарт повернулась и указала на кровать.
— Да, пора спать. Где ты спишь, кроха?
Фейри указала на комок поеденных молью одеял в углу.