— Ты все это заметил? — невольно спросила она. Шок сдавил ее язык, слетали вопросы, которые она не хотела озвучивать.
— Я замечаю все, что ты делаешь. Ты не оставляешь меня и во снах. Ты очаровала меня, Сорча, и я хочу вернуть свою душу.
— Я не знаю, как вернуть ее тебе.
Он склонился ближе, его дыхание задело ее губы.
— Может, ты на вкус как солнце?
— Ты пьян.
— Да.
Она не двигалась, он склонился и впился в нее.
Он был на вкус как виски и мята. Ее глаза закрылись, она ощущала его рот. Нежные бархатные губы двигались поверх ее. Она не могла дышать, не хотела, даже когда его руки соскользнули по стене на ее плечи.
Зубы задели ее нижнюю полную губу. Нет, не зубы. Кристалл впился в ее губу, когда он прижался сильнее.
Она удивленно вдохнула, и он воспользовался шансом. Его теплый язык проник в ее рот, принеся взрыв вкуса. Незнакомые пряности опьяняли ее, их языки сплелись.
Странно, но она не думала, что будет так. А потом не думала вообще.
Он пробовал ее, разбивал ее, шептал нежности, которые она не понимала, в ее губы. Кристаллы резали ее кожу, распороли губу, и в ее рот полилась кровь.
Он не остановился. И она этого не хотела.
Тепло хлынуло в нее волной. Она не думала. Он был всем и ничем, привязывал ее к земле жаром своего рта. Его ладони скользнули по ее плечам, гладили ее мышцы, пока она не расслабилась у стены.
— Я знал, что ты на вкус как солнце, — прошептал он в ее губы. — Знал, как только увидел тебя.
— Это тоже изъян.
— Точно.
Он лизал и посасывал ее губы, пробуя каждый дюйм. Жаркое дыхание скользнуло по ее щекам, холодные кристаллы резко контрастировали с его нежной кожей.
Зубы касались ее нежных кончиков ушей. Ее колени ослабели, рот открылся от наслаждения, ее глаза открылись. Ее нервы гудели. Жар трепетал в ней, собираясь в животе.
— Что… — охнула она.
Возле уха раздался приятный мужской рык.
Его ладони скользнули по ее рукам, гладили кожу, которую он считал полной изъянов. Она не думала, что он так оскорблял. Она видела фейри, идеальных, как камень. Может, он видел в ней что-то живое. Что-то настоящее.
Она выгнула спину, его ладонь двигалась по ее ключицам. Он задел ее ухо зубами и кристаллами по нежной коже. Его ладони двигались дальше, обвели широкий воротник ее платья. Она думала, что ее разум разобьется от наслаждения, пока его ладони касались ее груди.
А потом воздух остыл.
Его дыхание изменилось. Жаркие порывы стали спокойными вдохами. Он убрал с ее плеча длинную нить паутины, прилипшую к его пальцам.
— Что это? — прорычал он. — Говоришь, тебе не нужна защита?
— Это не то, что ты думаешь?
— Врешь, — он прищурился, и теперь на нее смотрело другое чудище.
— Я ни с кем не говорила, — прошептала она, прижимаясь к плющу. — Хватит так на меня смотреть.
— Как?
— Будто хочешь навредить мне.
— Я обещал, что не трону тебя, и я сдержу обещание. Хватит врать, человечек. Зачем ты была на Неблагих землях?
Она сглотнула и подумала о лжи. Сколько она должна рассказать ему? Королева не хотела бы, чтобы она все выдала, она знала тайны. Сорча все еще не знала, кто открыл портал с этой стороны, сделала ли это все королева.
Но он поймет, если она соврет. Она не знала, как фейри понимали это, в воздухе или по ее телу. Если он уловит ложь, будет давить на нее, пока она не скажет правду.
Сорча всегда плохо врала.
— Я не знаю, почему была там. Портал открылся с этой стороны, и Неблагая королева хотела поделиться со мной информацией.
— Портал не может открыться сам.
— Вряд ли тут есть Неблагие.
Его глаза потемнели, буря собиралась в синеве.
— Уна.
— Что?
Он не ответил. Жар его тела пропал, и она одиноко дрожала.
— Хорошо, что он ушел, — судорожно вдохнула она. Но она не верила словам. Как она могла, когда ее тело дрожало от незаконченного удовольствия?
Такое ощущали ее сестры? Вряд ли, ведь они не ощущали влечения к мужчинам в борделе.
Она вспомнила блондина, обвившего руками Бриану. Сорча заметила их в нише у борделя, они нежно шептались, она такое еще не слышала. Нежные губы на коже, охи и вздохи.
Может, они знали, что это такое. Может, они столько раз испытывали это, что забыли рассказать ей.
Или не хотели делиться. Этот миг ощущался личным, и Сорча сомневалась, что сможет хоть слово сказать об этом. Она убрала воспоминание в глубины души на время, когда лишится сил.
Ведь на один миг она ощутила, что такое ласка.
Ее разум ожил, когда жар в ее теле пропал.
— Уна! — охнула она.