— Погоди, — буркнула Сорча, вырывая руку. — Я не наряжена для встречи с Камнем.
— Камень? Ты дала ему прозвище?
От искр в глазах Уны ей стало не по себе.
— Я не буду звать его господином. Но нельзя встречаться с ним в ночной одежде?
— О, фейри не так скромны, как люди. Ты и так хороша.
— А вот и нет!
— Но если мы вернемся, то опоздаем. И я обещаю, господин не будет рад этому!
Сорча подула на кудри, упавшие на глаза.
— Какое мне дело до того, расстроится ли господин?
— Он был с тобой добрым, дорогуша! Ты должна быть доброй в ответ!
— Он был добрым? — она пыталась вспомнить, когда он успел проявить доброту к ней. Она не помнила такого. — Я не заметила.
— Ты не заметила ромашки на кровати?
— Это от Боггарт.
— И угощения, что лучше тех, кто делают на кухне?
— Ты пробовала новые рецепты. Я видела, как ты их пекла!
— И в твоих сундуках стало больше платьев, чем я помнила!
Сорча пожала плечами.
— Я нашла в хижине ведьмы сундук с одеждой моего размера. Я не вижу его доброты. Ты не помогаешь, Уна.
— Если бы ты посмотрела, поняла бы, что это все его рук дело.
— Я хорошо вижу, — она пригнулась под низкую балку, Уна легко прошла там. — Но он снова прятался.
— О, милая, он не прятался. Но он делал так, чтобы тебе было удобно.
— Сомневаюсь, — буркнула она.
Уна толкнула ее за угол, провела по комнате, которую она не узнала, и в боковую дверь замка. Сорча развернулась, уперла руки в бока.
— Я не знала об этой двери! — как она могла? Уна закрыла ее, и дверь слилась со стеной. — Странно.
— Да? — низкий голос Камня словно погладил ее спину.
— О! — Сорча развернулась, прижалась спиной к холодной стене замка. — Я не знала, что ты был там.
— Понятно, — он вышел из тени. Черные штаны покрывали его ноги, его темный плащ скрывал его тело, сливался с тенями. — Хоть не ясно, почему тебе не искать меня? Уна должна была сказать, что я просил твоего присутствия.
— Она сказала, что ты меня вызвал, — Сорча вскинула голову. — Я не люблю, когда меня вызывают и вытаскивают из постели.
Он опустил взгляд. Пылающее прикосновение взгляда лишило ее колени сил, она прижала ладони к стене. Он, казалось, видел сквозь хлопок рубашки. Было видно ее лодыжки, и почему-то создавалось впечатление, что он видит всю ее.
Сорча притянула воротник к шее.
— Зачем ты хотел меня видеть?
— Я подумал, что мы можем позавтракать вместе.
— Завтрак? И я не могла одеться для этого? — она поежилась. — Уже скоро выпадет снег.
— Я бы с радостью принял вину за твою дрожь, если бы сам решил не позволить тебе одеться, — Сорча большими глазами смотрела, как он снял плащ со своих плеч и протянул ей. — Позволь.
— Как вежливо, — отметила она.
Кристаллы на его лице уже не казались странными. Она видела его за шрамами и жестоким проклятием. Но она хотела скривиться, увидев новый порез на челюсти.
Она укутала плечи плазом, его тепло окутало ее. Она вдохнула и выпалила, не думая:
— Почему ты всегда пахнешь мятой?
Его удивленный смех был бальзамом для ее тоскующей души.
— Почему ты спрашиваешь?
— Вряд ли это черта Туаты де Дананн. Бран не пахнет мятой, хоть он того же вида, что и ты.
— Думаешь, мы с Браном одинаковые? — он нахмурился над кристаллами.
— Да. Он сильнее искажен физически, но вы схожи по телосложению. Ты не ниже его.
— Логично. Ты замечаешь то, чего не видят многие люди.
— Почему ты пахнешь мятой?
Он снова рассмеялся.
— Ты это не оставишь, да?
— Я должна утолить любопытство.
Она смотрела, как он протягивает руку. Странно, что он так быстро менял поведение со злого на вежливое. Он должен заработать прощение, и простой доброты не хватит. Сорча вскинула бровь.
— Я отвечу, — объяснил он, — если пройдешь со мной.
— А завтрак? — спросила она, обвивая рукой его предплечье. Кристаллы ощущались под тканью его белой рубахи.
— Ты не хочешь есть.
— Я редко пропускаю еду. Я не откажусь от хорошей еды, даже если общество может испортить аппетит.
Смех зазвенел в ее ушах, он вел ее от замка.
— Ты плохого мнения обо мне, да?
— Наоборот. Я уважаю тебя и расстраиваюсь, когда ты не совпадаешь с моими ожиданиями.
— Ах, и что это за ожидания?
Они прошли на тропу, что вела к океану. Холодный осенний воздух жалил ее щеки, ее нос стал красным. Она любила это время года в Уи-Нейлле. Трава становилась коричневой, листья пылали как ее волосы. Хоть она скучала по лету, осень занимала особое место в ее сердце.