Она никогда не подозревала, что будет сомневаться в своей способности пройти мимо него. Никогда. И вот теперь засомневалась. Просто в тот день ей пришлось столько всего пережить, что силы ее были на исходе.
И все же... Оно не шевелилось. И похоже, вообще не обращало никакого внимания на окружающий мир. Ничего не случится, если посмотреть на него чуть подольше...
Кроме того, Габби напомнила себе, что обязана тайком наблюдать за всеми незнакомыми Существами как можно внимательнее. Женщины О'Каллаген защищали себя и будущее своих детей, изучая врага таким способом и передавая рассказы о нем. Они добавляли новую информацию, по возможности даже с зарисовками, в многотомные «Книги о Чаре» и тем самым обеспечивали своим потомкам больше шансов на то, что их не обнаружат.
«У этого Существа не такое лоснящееся накачанное тело, как у большинства, – заметила она, – у него тело воина». Его плечи были такими широкими, что не помещались на скамье. Мускулистые руки, крепкие предплечья, сильные запястья. Подтянутый живот, мышцы которого играли под тканью футболки каждый раз, когда оно меняло позу. Крепкие бедра, обтянутые мягкими выцветшими джинсами.
«Нет, оно не воин, – думала Габби, – это кто-то другой». Призрачный образ плясал в темных уголках ее сознания, и она изо всех сил пыталась поймать его. Больше похоже на... ну конечно! На одного из кузнецов, которые встречались в былые времена, – они проводили всю жизнь под звон металла, выковывая сталь в жаркой кузнице, под разлетающимися искрами. У этого кузнеца были крепкие мускулы и при этом утонченный вкус, необходимый для изготовления замысловато украшенных клинков. Безупречная мощь сочеталась в его теле с превосходным самообладанием.
У него не было ни капли жира – лишь упругое мужское тело. От него исходила излучающая энергию грубая сила, которая, в сочетании с высоким ростом и широкими плечами, разила женщин наповал. Особенно если это тело с играющими мускулами растянулось на...
«Прекрати, О'Каллаген!» Габби вытерла крошечные капельки пота со лба тыльной стороной ладони и прерывисто вдохнула, отчаянно пытаясь сохранять хладнокровие. Ей становилось жарко, словно в кузнице, когда она представляла, как склоняется над наковальней его блестящее от пота тело и бьет, бьет...
«Давай, Габби, беги, – тихо подсказал внутренний голос. – Беги, скорее!»
Но этот голос проснулся слишком поздно. В тот самый момент Существо повернуло голову и посмотрело в ее сторону.
Ей следовало бы отвернуться. И она пыталась. Но не могла.
Его лицо было эталоном мужской красоты – превосходная симметрия с печатью первозданности, – но особенно поражали его глаза. То были древние глаза, бессмертные глаза – глаза, которые видели столько всего, сколько нельзя увидеть и за тысячу жизней. Глаза, полные знания, насмешки, озорства и – у Габби застрял в горле ком, когда его взгляд скользнул по ее телу сверху вниз, а затем снова вверх – откровенной сексуальности. Черные как ночь, они сверкали золотыми искрами.
Ее рот раскрылся от удивления. «Но все же, все же, все же, – протестовал ее внутренний голос, – у него глаза не такие, как у Существ! Это не Существо! У тех радужные глаза. Всегда. А если это не Существо, то что же?»
И снова его взгляд скользнул по ее телу, на этот раз гораздо медленнее, задержавшись на ее груди, и беззастенчиво остановился чуть ниже живота. Без тени стыдливости оно развернуло свои бедра – так оно имело более выигрышный вид, – потянулось и стало располагаться поудобнее.
Беспомощно, как зачарованная, Габби проследила взглядом за его большой, смуглой рукой, потянувшейся к выцветшим джинсам. К большому, выпуклому бугру, обтянутому мягкой поношенной тканью. На какой-то миг его рука коснулась плотной выпуклости и потерла ее, и Габби с ужасом почувствовала, как сжимается ее собственная рука. Лицо ее залилось краской, во рту пересохло, щеки вспыхнули огнем.
Внезапно оно замерло, и его нечеловеческий взгляд встретился с ее взглядом. Оно прищурилось.
– Господи, – прошипело оно и поднялось со скамейки одним движением грациозного зверя, – да ты же меня видишь! Ты видишь меня!
– Нет, не вижу! – поспешно ответила Габби. Оборонительно. По-глупому. «Прекрасно, О'Каллаген! Вот дура!»
Сжав челюсти так плотно, что у нее заскрипели зубы, она открыла дверцу машины и нырнула в нее, сама не предполагая, что может сделать это так быстро. Повернув ключ зажигания, она дала задний ход.
И тут она сотворила еще одну глупость – снова на него посмотрела. Она не могла удержаться. Оно просто требовало, чтоб она оглянулась. Оно шло прямо к ней, и в его глазах читалось удивление.
На короткий миг она беспомощно обернулась. Разве Существа могут удивляться? Если верить сведениям рода О'Каллаген, они не ощущают никаких эмоций. Да и как бы они их ощущали? У них ведь нет ни сердца, ни души. Только дураку могло взбрести в голову, что за такими невероятными глазами может скрываться некое высшее сознание. А Габби не была дурой.
Оно почти дошло до бордюра. И направлялось прямо к ней. Дрожа от испуга, она усилием воли заставила себя очнуться и надавила на педаль газа.
Дэррок, старейшина Верховного совета Туата-Де в Данаане, стоял на вершине холма Тара на равнине Мет. Прохладный ночной бриз растрепал его длинные волосы медно-золотого цвета по лицу, светившемуся экзотической красотой, если не считать шрама, искажавшего его безупречные черты. Этот шрам он мог бы легко замаскировать, но, по-видимому, решил этого не делать. Чтобы помнить и не дать забыть другим.
«Ирландия, которая некогда была нашей», – грустно подумал он, глядя на покрытую зеленью землю.
И Тара, давным-давно называвшаяся Тимер – а еще раньше сами Туата-Де окрестили ее Cathair Crofhind, – служившая в давние времена оплотом могущества и славы его расы, теперь стала привалом для туристов и сопровождавших их гидов, которые рассказывали о его народе унизительно смешные истории. Туата-Де прибыли в этот мир задолго до того, как в людских мифах появились упоминания о них. Но чего можно ожидать от ничтожных маленьких созданий, чьи жизни успевали начаться и уйти в небытие в одно мгновение ока Туата-Де? «Когда мы обнаружили этот мир, мы так надеялись!» И действительно, имя, которым они нарекли Тару – Cathair Crofliind, – означало «Совсем не плохо»; они выбрали это место в качестве своего нового дома.
Но оказалось, что здесь плохо, очень плохо. Человек и Туата-Де оказались несовместимы, неспособны поделить между собой эту плодородную землю, так похожую на прежний мир Туата-Де, и его раса, некогда величественная и гордая, теперь скрывалась в местах, куда еще не ступала нога человека. Совсем недавно научившись использовать энергию атома, люди еще некоторое время не будут представлять для Туата-Де серьезной опасности. Но время летит, и кто знает, может, его народу снова придется спасаться бегством? Дэррок не хотел бы дожить до этих дней.
Изгнанники. Благородные Туата-Де сосланы в богом забытые места – точно также, как когда-то, целую вечность назад, их вынудили покинуть свою родину. Значит, он снова в изгнании. Единственное отличие состояло в том, что люди пока не обладали достаточной силой, чтобы изгнать их из этого мира навсегда, как уже изгнали из любимого дома. Пока.
Туата-Де были еще не способны захватить Дэнью – другие расы оказались слишком сильны, – но могли завоевать этот мир. Сейчас. Пока человек не стал более сильным.
– Дэррок! – Громкий возглас прервал эти невеселые размышления. Перед ним предстал Маел, супруг королевы. – Я пытался покинуть двор как можно раньше, но...
– Я знаю, как пристально она за тобой наблюдает, и предполагал, что придется подождать, – прервал его Дэррок, сгорая от нетерпения и желая поскорей услышать новости. Несколько дней в королевстве Чар были равны нескольким месяцам в мире людей, где Дэррок ожидал его в условленном месте.
– Скажи мне, она это сделала?
Высокий, сильный, смуглый, с волосами цвета бронзы, последний фаворит королевы кивнул, сверкнув радужными глазами.
– Она сделала это. Адам теперь человек. И еще, Дэррок, она отняла его силу. Он больше не видит нас.
Дэррок улыбнулся. Отлично! Большего он не смел и желать. Его враг, вечное бельмо на его глазу, самый ярый сторонник человечества, изгнан из Чара, а без него соотношение сил при дворе менялось в пользу Дэррока – и довольно надолго. Ну а Адам теперь беспомощен, он живая мишень. Смертный.