Но она так разговаривала всегда. Отчего тем, кто плохо ее знал, поначалу казалось, будто она подшучивает над ними.
– Че за бред? – снова прокомментировал Рома. – Раз смысла нет, то на кой писать? Выговориться, блин. Пусть маме своей выговаривается!
– Помолчи, пожалуйста, – попросила его сестра и продолжила: – «Мне ли не знать, что никто и никогда не отвечает взаимностью на глупые чужие страдания. И чем они очевиднее, тем шире пропасть. Ведь тот, кто ничего не сделал, чтобы завоевать любовь, не заслуживает даже жалости. А я не сделал, и не важно, по каким причинам». – Ксюша остановилась и подняла глаза на брата.
– Может, это Мартов?
– С ума сошла?! Он что, по-твоему, умом тронулся? Алиска и без того знает, что он ее любит, – отодвинув тарелку, Рома широко улыбнулся.
С Ксюшей они не очень были похожи. Только общей семейной породой: чистыми открытыми лицами с ясным взглядом, густыми, слегка вьющимися волосами и немного формой носа, как у обеих мам. Однако, когда они улыбались, даже незнакомый человек опознал бы в них брата и сестру. Их улыбка напоминала переливающееся в каплях грибного дождя солнце, такая же внезапно светлая и жизнеутверждающая.
– «Поэтому я просто фейк, который, перед тем как расстаться навсегда, решился высказаться. Так что это исключительно эгоистический порыв. Ты прекрасна, и я бы отдал все, чтобы сделать тебя счастливой. Спорим, ты сейчас улыбнулась?»
Рома издевательски прыснул, и Ксюша показала ему кулак.
– «Ты прекрасна! – передразнил он, скорчив придурочную физиономию. – Позволь мне сделать тебя счастливой!»
– Тебе не кажется, что он странно выражается? – спросила я.
– Еще как кажется.
Ксюша подняла ладонь, призывая нас помолчать. Она старалась читать сообщение серьезно, но получалось плохо: «Ты моя самая большая слабость и боль, но только с твоим появлением в моей жизни я смог ощутить, что мое сердце умеет любить, что оно живое и способно испытывать чувства, над которыми раньше я лишь насмехался.
Но ты такая, словно некто всесильный решил проучить меня, сделав так, что наши пути пересеклись, и не оставив надежды на спасение.
Мне нравится в тебе абсолютно все. Ты такая, какая есть. От головокружительной глубины глаз до едва уловимой улыбки. Твои роскошные волосы, руки, особенный, волнующий запах и нежность кожи. Я схожу с ума, наблюдая за тем, как ты двигаешься, и каждая моя ночная фантазия наполнена тобой.
Я люблю тебя вот уже два года, с тех пор как впервые увидел в школе, и не знаю, смогу ли пережить предстоящее расставание».
Пока Ксюша читала, ее глаза все сильнее округлялись, но Рома не произнес ни слова: «Я лишь хочу, чтобы ты знала, что на свете есть человек, для которого все эти годы ты была причиной просыпаться по утрам, наполняя мою беспросветную жизнь смыслом».
Закончив читать, Ксюша все еще недоуменно смотрела в телефон.
– И это все? Серьезно?
– Просто заблочь его, Алис, и забудь, – отмахнулся Рома, – это явно какой-то глум. Нормальные люди так не пишут.
– То есть ты считаешь, что кто-то пытается меня разыграть? – Его версия мне понравилась больше, чем сумасшедший тайный поклонник.
– Приколы затеваются с конкретной целью, – Ксюша задумчиво изучала пустую страницу Гудвина. – Зачем ему тогда писать «не отвечай» и «мне от тебя ничего не нужно»?
Мой суп стремительно остывал, но есть расхотелось.
– Думаете, это кто-то из школы?
– Не факт, – Рома снова весело заулыбался, – может, какой-нибудь дворник, который два года метет улицы в нашем дворе?
– Но он пишет, что влюблен с тех пор, как увидел в школе. Это кто-то из наших или ваших, кто пришел в десятом.
– А мелких почему не считаешь? Девятый класс, например, самый пик гормональной дури.
– Настораживает последняя фраза, – перебила его Ксюша, возвращая мне телефон. – Все эти годы ты была для него причиной просыпаться по утрам, а теперь ее типа не станет? Что это значит?
– Ой, вот только не надо нагонять драму, – шумно отодвинув табуретку, Рома встал. – Это значит, что одиннадцатый класс последний. Просто он специально так написал, чтобы надавить на жалость.
– Ты прав: некрасиво ставить меня в такое положение. Теперь я чувствую вину за то, чего не делала.
– Вы такие наивные! – Рома развел руками. – Конечно же, он ждет ответной реакции. Иначе стоило бы так распинаться? «Я ни на что не рассчитываю». Угу, как же! Очень даже рассчитывает, раз не стал удалять страницу.