Прилетит ли к Полковнику, тотчас на ушко:
— Каков Поручик-то! он и знать не хочет начальничьих приказаний!
— Да, да! — подумает в ответ ему Полковник.
— Отдан приказ не ходить в фуражках, а он в фуражке прогуливается по городу, да еще уверяет, что в баню шел.
— Да, уверяет! кивер ему помешал в баню идти!
— Разумеется… а ротный командир, надеясь на заступничество батальонного командира, потакает ему…
— Потакает, решительно потакает!
— Да он не увернется: при первом разводе малейшая ошибка, или взвод собьется с равнения, с дирекции, или, что еще и более, с ноги — под арест, да и только!
— Непременно под арест!
От Полковника Нелегкий к Поручику; и на ушко:
— Полковник что-то не очень благоволит?
— Заметил я, привязался черт знает за что!
— Да, я знаю, привязался!.. это просто наушничество полкового адъютанта…
— Верно, по злобе, что я не хотел с ним играть… — И то может быть!
— А вернее по дружбе с полковым лекарем, за ссору…
— Как будто и средства нет проучить их за это! стоит только пожаловаться батальонному командиру, сказать, что он знать не хочет батальонных командиров!..
— Непременно скажу!
Из полкового штаба Нелегкий к Судье, и на ушко:
— Стряпчий, верно, взял взятку за дело о разбитых яйцах…
— Уж это я чувствую!
— И утаил: дележа не любит! да еще и огрызается, надеется на письмоводителя губернаторского!
— Недаром свел короткое знакомство!
— Да можно подвести дельце!.. например, по следствию о повесившемся!
— Да, да! с Лекарем сняли с петли прежде, чем собралась вся следственная комиссия.
— Противозаконное дело!
— И уверяют, что была надежда помочь! во всяком случае, противозаконное дело! до прибытия следователей никто не имеет права снимать петли с удавленника.
— Если б даже в нем были еще признаки жизни!
— Просто под суд!
От Судьи Нелегкий к Городничему, и на ушко о намерении Квартального столкнуть его с места.
— Чужого горла ищет, сам свое подставляет!..
— Я его!
В отношении всех прочих жителей, женатых и живущих семьями, Нелегкому было очень легко; помощниц ему было тьма: в каждой семье по помощнице деятельной, усердной, предупредительной, понятной: стоило ему только слово сказать, и дело загоралось.
Несмотря на легкость службы, Нелегкий рассчитал, что ему еще легче будет, если удастся переженить и весь служебный городской народ.
— Что за город, — думал он, — без городничихи и судейши, и подобных значительных особ с причетом подчиненных жен? — Пустынь! ничего порядочного не сделаешь… Надо непременно сочинить бал, собрать всех невест и настроить женихов… Без бала ничего не сделаешь, без бала никак не разогреешь чувств… таков век! непременно надо взболтать всю внутренность! Бал у Романа Матвеевича! больше не у кого… За дело!
И Нелегкий понесся исполнять свои замыслы. На другой же день Роман Матвеевич, сидя с женой, после долгого молчания, сказал:
— Что это значит, Наташа, что в городе поговаривают, будто я даю бал?
— Не знаю, глас общий, глас…
— Ну, ну, ну! по крайней мере, не мешай имени божьего!.. Впрочем… отчего же и не задать бала? а? как ты думаешь?
— Давно бы пора: чем же и уваженье приобретать, как не угощеньем? Притом же мы, как новые здесь жители, ознакомимся со всеми… Вот на днях именины Зои… как бы кстати: она уж невеста.
— Что ж, можно и бал… По-моему бы, просто обед; а после — стола три виста.
— Вист сам по себе, в боковой комнате, а в зале попляшут,
— Быть по сему! Послать в Киев напечатать пригласительные билеты!
— И! полно! просто послать звать всех чрез человека.
— Непременно по билетам! не иначе. Надо показать, что мы не какие-нибудь провинциалы.
Между тем Нелегкий подготовляет женихов, раздувает во всем холостом мире пламенную любовь, которая совершенно потухла под пеплом пламенного усердия к службе, — возбуждает разными средствами и способами охоту жениться, внушает решительное намеренье искать себе невесту.
Сперва, как предуготовительное средство, пустил он в ход статью «О преимуществах на долговечность женатых перед неженатыми», — и заставил задуматься всю холостую братью города.