— Это за табличку?.. «Жернова бывшего индивидуалиста...»
— Нет, просто у меня камень лучше выполняет свое назначение — служить вечности.
Олекса, чтобы прекратить эту перепалку, спросил что-то про колхоз.
— Расскажите, как вам работается первые дни? — спросил Федор.
И Олекса неожиданно для себя рассказал про стычку с уполномоченным. Рассказал — и не пожалел: пускай лучше отец Оксаны услышит от него самого, а не от тех, кто рассказ приперчит злой шуткой и смешком.
— Я ведь хотел, как лучше... — закончил он свой рассказ.
Злости в его сердце уже не осталось. Он не умел подолгу сердиться. Наверное, потому, что слишком быстро весь загорался и испепелял ее на этом огне.
— Энтузиазм натолкнулся на косность, — прижал обрубком руки спичечную коробку Василь. — Косность, ее не покачнешь.
— А как же тогда?
— Объехать и следовать дальше. Или распрячь и прилечь в холодок.
— Вы словно про лошадей...
— Вы не слушайте его, Олекса. Это он шутит. — И он сурово окинул взглядом Василя.
— Правда, шутите? — как-то по-детски спросил хлопец.
— Конечно. В жизни все — шутки. Серьезны только смерть, увечья и голод. И зависит все от философии самого человека.
— Ну, а если у вас неполадки на работе? Или...— Олекса сам не знал, откуда у него вынырнул такой пример. — Или вас разлюбили, покинули?..
— Надо убедить себя, что так лучше: меньше хлопот.
Теперь уже и Олекса уловил шутку. Однако странная манера шутить: в глазах ни искорки смеха.
На следующий день, под вечер, Федор и Олекса с помощью железной остроги, сделанной из зуба конных граблей, обследовали Остров. Федор даже один костыль переделал в острогу.
Остров — он только весной, а сейчас — бугор по ту сторону Удая.
Острога звенела, но хоть бы что-нибудь им удалось найти! Камни, кирпич. Только в одном месте выгребли они из глины какие-то причудливые черепки. Наверное, это был сосуд, но они разбили его острогой. Олекса когда-то видел на рисунке такой сосуд. В нем запорожцы отливали металлические хоругви. Но Федор сказал, что это обычный изразец, хотя, кажется, и очень древний.
Олекса уже начал уставать, но Федор упорно вгонял острогу в землю. Услышав стук, весь загорался и хватал в руки лопату. Как будто надеялся напасть на клад. «Землекоп. Бонавентура современности. Тот искал золото, а этот — обломки истории».
Наконец Федор заметил усталость на лице Олексы.
— Я еще погребу немного, а вы расправьте кости. Вон там, у леса, две хаты, та, что левее, — деда Савочки. Расспросите у него, не сжег ли он те книжки.
Около самой дедовой хаты Олекса догнал копну. Она не спеша двигалась к клуне, где ее ждала раскрытая дверь.
— Добрыдень, — поздоровался Олекса с копной.
— Доброго здоровья, — ответила копна и вслед за этим пролезла в дверь, подалась вперед, и из-под нее вынырнул, переводя дух, небольшой старичок с реденькой бородкой.
— А я вот к вам: про книжки монастырские хотел расспросить.
Дед воткнул вилы в сено, захлопал белыми веками.
— Про какие книжки?
— Ну, те, что в сундуке у вас.
— В сундуке у меня нет никаких книжек.
— Как нет? Вы — дед Савка?
— Нет, не я.
— А где же дед Савка?
— На работе. Он поздно сегодня придет.
Олекса вернулся на Остров, рассказал Кущу.
— Хитрющий дед! Это ведь он и был. Вишь, захотелось ему в инкогнито поиграть. Поглядите, я трубку глиняную нашел.
Ау самого мысль: «Надо было самому пойти, издали прощупать деда: видно, допытывались в те годы про книги».
Олекса даже не обрадовался находке Куща. Это дедово «инкогнито» оставило в его душе горький осадок. Припомнил институт, студентов. Там никогда и никто не таился ни с чем. А тут! Построишь с такими коммунизм!..
На землю спустился вечер и погасил у Олексы эти мысли. В конце огорода, под тополями, его ждала Оксана.
Побродили вдоль берегов, а потом Олекса предложил поехать в Марусину рощу. Они уже давно собирались туда, а сегодня суббота, есть время. Выстлали душистой травой лодку. Олекса вывел ее из заводи на быстрину. Долго греб против течения. Затем Оксана указала на заливчик, который словно притаился под лозняком и осокой. В конце залива они увидели еще лодку.
— Деда Луки лодка, — вышла на берег Оксана. — Кто же это? Верно, Яринка.
— Одна, в лесу?
— А она у нас такая... Ни тучи, ни грома...
— Ни родной сестрички.
В двух шагах от них затрещали сухие ветки, и из ивняка засияла улыбкой Яринка. В руках у нее — охапка цветов, за плечами — ружье.
— Яринка, пойдем с нами рвать цветы, — смутившись, позвала сестру Оксана.