Выбрать главу

Нет, он не сможет работать здесь! Его замыслы словно тот посев под водою. Для чего он ежедневно меряет ногами поля? Для чего составляет карту почв? Нет у него радости. Что ни сделает, все не так. Он никчемный, пустой фантазер, неспособный практически ни на что. Светит дырявой крышей запорожская церковь (на смех людям обвели ее лесами), смеются в селе над антирелигиозными лекциями Олексы... Если бы они и починили эту крышу, и рожь бы закустилась. Взошла и в этом и в будущем году. И так без конца, как зеленела уже тысячелетия. Тихая жизнь, обросшее мохом сердце. Все обрастает мохом в этой Голубой долине, даже мечта. Каждое утро он будет встречать от печи Оксанины глаза. Любящие глаза, которые поблекнут и остынут с годами. А дальше — протоптанная его сапогами по меже тропинка к конторе. Худая чалая кляча, неизменные, примелькавшиеся поля. Праздничные вечера за рюмкой житнянки и прокуренные крутым конторским дымом будни. Олекса готов подарить эту жизнь любому другому.

В жестокой безнадежности — и Оксану в придачу.

«Что это ты!.. — Ему вдруг стало стыдно собственных мыслей. — В чем ищешь оправдания?»

Олекса хлебал борщ из обливной миски — он уже наловчился не опрокидывать горшок, вынимая из печи, — не замечал, что пачкает опрятную, чистую скатерку.

Рисовало ли ему когда-нибудь эту будничность его воображение! С детства в своих мечтах он летал высоко, словно ирейная птица в ясную погоду. Солнце щедро светило ему в те дни. Ни разу не налетел он в тумане на раскидистое дерево, на каменистую гору; бурелом не швырял его наземь.

С детства начиненная путешествиями и приключениями фантазия легко переносила Олексу из уютной городской квартиры на безлюдные острова, в разбушевавшиеся моря. Со временем на тех морях улеглись штормы, а путешествия стали более близкими. А потом он забросил за шкаф пропахшую ветрами шапку капитана Гранта и надел фуражку инженера-изобретателя. Со временем он и ее променял на мечтательную шляпу поэта. Хоть стихи не единственное его пристрастие. Он еще в школе приводил к поражениям на шахматном поле руководителя шахматного кружка. Легко находил концы и переплетения математических формул. И был уверен, что каждое из этих пристрастий вывело бы его не на будничную дорогу. Почему же он пренебрег ими раньше? И опять набегает горькая волна, заливает сердце. И институт... Привез ты свои знания в эту долину, а они оказались мизерными, непригодными и здесь. Ты никчемный, хуже всех. Ты читаешь письма Леонида?.. Из них так и излучается радость, уверенность с каждой страницы, с каждой строки. Даже кончиками пальцев ощущаешь ее на бумаге. В районе, в котором работает Леонид, еще двое хлопцев, твоих однокурсников. И их поля зеленеют, и тропинки не порезаны буераками. У них там друзья, советчики. А ты один, один, словно с неба упал.

Немного утешают институтские опыты, дипломная работа. Они не дают впасть в совершенное отчаяние, отравить унынием душу. Может, светится в тебе лучик открывателя, исследователя, ученого?

Но все же какой это луч, если он светит в, тесной каморке и не проникает за окно?

А твоя любовь? Разве не стоят эти часы счастья многих лет жизни? Ты познал то, чего не изведали еще Леонид и многие парни, — радость любви.

Олекса чувствует, что обманывает себя. Любовь эта уже не радость, а тяжелый камень на сердце. Да и была ли она?..

Он мечтал когда-то о любви красивой, как песня. А она будничная, как вот эти сапоги. Будничная своими улыбками, разговорами, мечтами. И уже не хочет признать того, что любовь, как и всю жизнь, человек должен украшать сам.

— Почему в темноте? Может, деньги считаете?

Олекса встрепенулся, будто от внезапного грома. Вспыхнула спичка. Федор зажег светильник. Скользнул взглядом по лицу Олексы, по миске с борщом, по остывшему горшку с кашей.

Давно, он замечает, что с квартирантом что-то происходит неладное. Исхудал, в глазах беспокойство и усталость. С чего бы? От мелких неудач? От любви? Так она ведь, кажется, взаимная. Человек должен при такой любви смеяться, за радостями забывать все житейские мелочи. Порой человек в таком возрасте, как Олекса, выдумает себе какое-нибудь горе и мучается им. Не так ли и со Скрипкой?

Кущ подсел к столу, достал папиросы. Олекса, хотя никогда раньше не курил, взял и себе папиросу. Он видел, что Федор хочет говорить с ним, и догадывался, о чем.