И теперь он трепетал.
Нет, не совесть грызла его! Человек, который плюнул на другого, не вытрет своего плевка. Досадно было, что Турчин, как выяснилось только вчера, голосовал бы вместе с ним. Ему бы еще один денек... Собственно, он никогда не сомневался в своей правоте. Законность на его стороне. И только формально. Еще бы один день!.. Вот если бы заседание бюро перенесли или Кущ не доехал!..
Нервозность Ревы будто передалась стальным нервам машины, которая давно уже чихала, а теперь в ней что-то застучало, мотор завыл и на крутом подъеме совсем заглох.
Несколько минут Рева возился с мотором, а потом кинул ключ и безнадежно махнул рукой:
— Аминь! Не сосет бензина. Лопнула трубка.
Федора это обеспокоило. Он вылез из машины, заглянул в мотор.
— Что же теперь делать?
— Мне тут загорать до вечера. А вам... Пожалуй, взбирайтесь на гору, там на эту дорогу буртинская набегает. Может, кто проедет. Я попробую заклепать.
На бугор падали яркие лучи солнца, словно указывали ему путь. «Шлеп, шлеп», чтобы не оступиться в какую-нибудь лужу. И все-таки Федору не удалось обогнуть их все. Пока доплелся до перекрестка, забрызгал всю одежду.
Он еще не успел обежать взглядом буртинскую дорогу, как под горой взревел мотор. Еще раз, другой, а затем дребезжание медленно стало удаляться. Через несколько минут оно отозвалось комариным звоном справа, за лесом, где тянулась к городу старая дорога.
«Негодяй! Имел запасную трубку...» Федор прислонился к тополю. На беду, небо затянулось тучами, заморосил холодный дождь. Природа в этом году словно глумилась над людьми. По календарю уже началась зима, а над землей либо теплая метель, либо холодный дождь. По сторонам дороги гниет неубранная кукуруза, прелыми кучами разбросана по полю солома из-под комбайна. Ой, как сильно еще зависит человек от природы! Особенно сельский.
Машина попалась только перед обедом. Заседание бюро уже подходило к концу, и его дело уже хотели перенести на другой день. Но потом все же пригласили.
Он стоял перед членами райкома суровый, спокойный. Высокий упрямый лоб с родинкой над левой бровью, острые глаза. В черном промокшем костюме, сорочка в полоску, без галстука.
Он не вызывал у членов райкома, уже знакомых с его делом, симпатии. Едва приехал по второму вызову, да и то под конец заседания. Умышленно не сел в машину, которую послали за ним.
— Фанатик, — в шутку или серьезно прошептал длиннолицый, с остренькой бородкой заведующий райфинотделом. И дальше, насмешливо, вслух: — В бога верите?
— Нет. — Федор сам не знал, как сорвался ответ на этот оскорбительный вопрос. Он искал глазами Бобруся и, не найдя, опечалился. Как раз в этот момент и упал, словно с потолка, вопрос.
— Перекреститесь.
— Я это сделаю после того, как вы сделаете намаз.
Кто-то фыркнул, потому что очень подходил этот «намаз» к турецкой бородке и всему облику заведующего финотделом. И тот сразу умолк под каменным взглядом Федора. Заведующий финотделом хотел сказать что-то злое, но секретарь райкома, усталый, с синими подковами под глазами, стукнул карандашом по чернильнице. Наступила суровая тишина.
— Шутки эти неуместны. Товарищ Голубчик, докладывайте.
— ...«Противопоставил себя партийной организации... Высокомерие и надменное критиканство... Непонимание линии партии... Водит дружбу со служителями религиозного культа...» — Голубчик подмигнул Федору, который не принимал этих обвинений.
Когда Голубчик закончил, секретарь обратился к Федору:
— Теперь рассказывайте вы. Что вы скажете в свое оправдание?
— Что? Что это дикая и неразумная шутка. — Федор даже заикался от гнева. — Это... это комедия.
— А мы — театралы? — прощупал Федора долгим взглядом секретарь райкома. Ему не верилось, чтобы этот человек мог призывать когда-нибудь на помощь бога; но, видимо, колючий: станет на дороге — не покачнешь. Рева и Турчин жаловались на
него.
— Расскажите, как вы подстрекаете животноводов выступать против планов, намечаемых райкомом, — спросил кто-то из угла.
Отвечая, Федор с какой-то дикой злобой бросал слова и этим еще больше настраивал против себя членов райкома. А потом, после еще одного вопроса заведующего райфинотделом, и совсем замолчал, отказался отвечать.