Но есть места, где процедура упаковки остается неприкосновенной, и к их числу относятся почтовые и железнодорожные конторы. Наблюдаемые там стычки происходят из-за того, что продавец забывает о вежливом обхождении, обычно свойственном торговле. Здесь начинает работать скрытое различие между клиентом и публикой. К покупателю, приобретающему открытки в лавке, относятся совсем иначе, чем к тому, кто покупает те же самые открытки на почте. Это различие просматривается уже во внешней обстановке. Так, прилавок в торговой лавке делают как можно более широким, чтобы обслуживать сразу нескольких покупателей; напротив, обслуживание «в окне» устроено по принципу кассы. Если любой продавец, как известно, старается расхваливать свой товар, то служащий всегда чем-то недоволен, старается отослать к другому окну, выдает лишь определенное количество товара и вообще стремится не привлечь, а оттолкнуть покупателя. О различии говорит и то, что торговец всегда любезен, а служащий, напротив, всегда подозрителен, когда дело идет о «десятках штук». В сущности, мы наблюдаем красноречивое противостояние купечества и чиновничества, или касты писак и торговых людей. Стычка перерастает в крупное столкновение, если одна из этих жизненных позиций одерживает над другой верх, как в современной плановой экономике. Тогда все торговые лавки, как было во время последней войны, превращаются в конторы, у входа в которые часами простаивает публика в ожидании своей очереди. А обратный процесс означает триумф продавца: после поражения в войне конторы стали оборудовать по образцу торговых домов. Там, где торговец пребывает в своей стихии и обретает власть, происходит известное пересечение обеих сфер. Финансовые олигархи, например, подражают государственным учреждениям, и тогда можно говорить о банковских служащих и банковских конторах, где сейфы сооружаются по образцу крепостей.
Я заметил, что в табачных лавках покупатели нередко стараются задержаться подольше, чем в обычных магазинах. Люди обсуждают последние новости, говорят о погоде, о политике — вообще, когда переступаешь порог табачной лавки, тобой овладевает какое-то приятное чувство. Они чем-то похожи на пивные, где люди стоят за своими столиками, — пожалуй, это связано с тем, что и здесь, и там продается, по сути, наркотический товар. Подобное настроение царит и в парикмахерских салонах, хотя там у него немного иной, более интимный оттенок. Всем профессиям, представители которых непосредственно заняты уходом за телом, например, парикмахерам, кельнерам, банщикам, массажистам, присущ характер некоей кастовой общности. Прежде всего в глаза бросается их податливость: парикмахер ходит вокруг клиента, и его политические взгляды полностью совпадают с тем, кого он бреет в настоящую минуту. И всё же он не остается пассивным, успешно пользуясь средством, подсказанным телесной близостью, — нашептыванием. Шепоту противостоять труднее, чем принято думать. Наверное, с каждым не раз случалось, что покупок — вопреки желанию — было сделано больше, чем нужно; а ведь бывают и такие случаи, когда нашептывание подталкивает к более важным поступкам. Самое подходящее государственное устройство для таких людей — деспотия, а свои дела они лучше всего совершают во времена упадка. Города со множеством роскошных храмов косметики — очень любопытное явление, чем-то напоминающее сказку. В таких заведениях человек бывает обычно подвержен редким или архаическим настроениям, представляя себя, скажем, купающимся в роскоши азиатским сатрапом, что, наверное, до сих пор ощущают посетители русских бань или ресторанов с цыганским хором. Клиент отдает предпочтение даже не лавке, а салону: здесь с ним любезны, вежливы и предупредительны. Нет большей нелепицы, чем грубый парикмахер! Разумеется, этим профессиям соответствует определенный знак гороскопа: они находятся под влиянием Луны. У всех этих людей без исключения лунарное лицо, бледное, лимфатическое, подвижное; кроме того, они падки на драгоценности, на образованность, на всё аристократическое. Здесь — как и везде, где царит Луна, — мы встречаем изобилие зеркал, хрусталя и духов. Бросается в глаза страсть к элегантности, особенно к изящной обуви, и некая поверхностность в изучении иностранных языков. Смердяков из «Карамазовых» может считаться наиболее ярким представителем этой касты людей. Внимательнее присмотревшись к таким соответствиям, я научился без труда, даже во время прогулок, определять тех, кто принадлежит к касте торговцев. Лучше всего я поразил мишень во время путешествия из Неаполя на Капри, когда мой выбор пал на одного разряженного и нестерпимо вежливого пассажира. Я сидел с ним за одним столом; представившись директором одного европейского концерна отелей, он вовлек меня в разговор о самоубийцах, которые, насколько я помню, представлялись ему отбросами общества. «Один такой голодранец способен загубить Вам лучший сезон!»