Выбрать главу

К сожалению, то, что я слишком быстро забыл его поучения, недалеко от правды. Вместо того чтобы продолжать занятия, я вступил в ряды мавританцев, этих угодливых политехников власти.

В лавках 1

Гослар

В лавках меня всегда удивляла неискоренимая привычка продавцов специально завертывать товар, который, как, например, плитка шоколада, и так уже прекрасно упакован. Эта процедура, как и всякий акт вежливости, имеет свои основания.

Прежде всего в ней чувствуется некий пережиток праздника, с которым раньше была связана торговля и от которого она напрямую зависела. Ещё более явственно говорят об этом ярмарки, где всегда царит особое праздничное настроение. В нынешней торговле скотом до сих пор существует ритуал с его жертвами и заклинаниями. Люди с конного рынка ведут торговлю словно во времена циклопов. Нет никакого сомнения, что первоначально торговец был тем, кто нуждался в защите и, конечно же, в церемониальных действиях, тогда как покупатель очень легко мог превратиться в разбойника, отбирающего товар силой. О финикийских временах в наши дни напоминают рассказы путешественников, странствующих по Южному морю.

Каждому продавцу по природе свойственно совершать над товаром заключительные манипуляции. Заворачивать, упаковывать, перевязывать — все эти действия сводятся к утаиванию, ведь торговля из-под полы — страсть любого продавца. Кроме того, в наше время такая торговля приобретает иной — сословный — характер, поскольку широкое вторжение техники в сферу сословных отношений захватывает в том числе и купечество. Взвешивание, обмер и самая различная упаковка товара являются в этом смысле действиями, которые делают торговца членом сообщества, описанного в романах «Приход и расход» (Soil und Haben) или «Деловая жизнь» (Handel und Wandel). Торговец обороняется таким способом от натиска индустрии, низводящей его до уровня простого распределителя благ. Однако совсем недавно появились такие сферы торговли, где борьба разрешилась не в его пользу. К ним относится табачная торговля. Она давно покинула пределы лавки в старом смысле слова и переместилась в киоск. Торговля здесь сведена к минимуму: продавец совершает единственное движение, доставая товар, поставляемый в одинаковых упаковках одинакового размера и веса с акцизными марками. Легко предсказать, что торговля подобного рода в ближайшие десятилетия сильно разрастётся и проникнет даже в такие области, о которых сегодня едва ли кто-то догадывается.

Но есть места, где процедура упаковки остается неприкосновенной, и к их числу относятся почтовые и железнодорожные конторы. Наблюдаемые там стычки происходят из-за того, что продавец забывает о вежливом обхождении, обычно свойственном торговле. Здесь начинает работать скрытое различие между клиентом и публикой. К покупателю, приобретающему открытки в лавке, относятся совсем иначе, чем к тому, кто покупает те же самые открытки на почте. Это различие просматривается уже во внешней обстановке. Так, прилавок в торговой лавке делают как можно более широким, чтобы обслуживать сразу нескольких покупателей; напротив, обслуживание «в окне» устроено по принципу кассы. Если любой продавец, как известно, старается расхваливать свой товар, то служащий всегда чем-то недоволен, старается отослать к другому окну, выдаёт лишь определённое количество товара и вообще стремится не привлечь, а оттолкнуть покупателя. О различии говорит и то, что торговец всегда любезен, а служащий, напротив, всегда подозрителен, когда дело идёт о «десятках штук». В сущности, мы наблюдаем красноречивое противостояние купечества и чиновничества, или касты писак и торговых людей. Стычка перерастает в крупное столкновение, если одна из этих жизненных позиций одерживает над другой верх, как в современной плановой экономике. Тогда все торговые лавки, как было во время последней войны, превращаются в конторы, у входа в которые часами простаивает публика в ожидании своей очереди. А обратный процесс означает триумф продавца: после поражения в войне конторы стали оборудовать по образцу торговых домов. Там, где торговец пребывает в своей стихии и обретает власть, происходит известное пересечение обеих сфер. Финансовые олигархи, например, подражают государственным учреждениям, и тогда можно говорить о банковских служащих и банковских конторах, где сейфы сооружаются по образцу крепостей.

Я заметил, что в табачных лавках покупатели нередко стараются задержаться подольше, чем в обычных магазинах. Люди обсуждают последние новости, говорят о погоде, о политике — вообще, когда переступаешь порог табачной лавки, тобой овладевает какое-то приятное чувство. Они чем-то похожи на пивные, где люди стоят за своими столиками, — пожалуй, это связано с тем, что и здесь, и там продаётся, по сути, наркотический товар. Подобное настроение царит и в парикмахерских салонах, хотя там у него немного иной, более интимный оттенок. Всем профессиям, представители которых непосредственно заняты уходом за телом, например, парикмахерам, кельнерам, банщикам, массажистам, присущ характер некоей кастовой общности. Прежде всего в глаза бросается их податливость: парикмахер ходит вокруг клиента, и его политические взгляды полностью совпадают с тем, кого он бреет в настоящую минуту. И всё же он не остается пассивным, успешно пользуясь средством, подсказанным телесной близостью, — нашёптыванием. Шёпоту противостоять труднее, чем принято думать. Наверное, с каждым не раз случалось, что покупок — вопреки желанию — было сделано больше, чем нужно; а ведь бывают и такие случаи, когда нашёптывание подталкивает к более важным поступкам. Самое подходящее государственное устройство для таких людей — деспотия, а свои дела они лучше всего совершают во времена упадка. Города со множеством роскошных храмов косметики — очень любопытное явление, чем-то напоминающее сказку. В таких заведениях человек бывает обычно подвержен редким или архаическим настроениям, представляя себя, скажем, купающимся в роскоши азиатским сатрапом, что, наверное, до сих пор ощущают посетители русских бань или ресторанов с цыганским хором. Клиент отдаёт предпочтение даже не лавке, а салону: здесь с ним любезны, вежливы и предупредительны. Нет большей нелепицы, чем грубый парикмахер! Разумеется, этим профессиям соответствует определенный знак гороскопа: они находятся под влиянием Луны. У всех этих людей без исключения лунарное лицо, бледное, лимфатическое, подвижное; кроме того, они падки на драгоценности, на образованность, на всё аристократическое. Здесь — как и везде, где царит Луна, — мы встречаем изобилие зеркал, хрусталя и духов. Бросается в глаза страсть к элегантности, особенно к изящной обуви, и некая поверхностность в изучении иностранных языков. Смердяков из «Карамазовых» может считаться наиболее ярким представителем этой касты людей. Внимательнее присмотревшись к таким соответствиям, я научился без труда, даже во время прогулок, определять тех, кто принадлежит к касте торговцев. Лучше всего я поразил мишень во время путешествия из Неаполя на Капри, когда мой выбор пал на одного разряженного и нестерпимо вежливого пассажира. Я сидел с ним за одним столом; представившись директором одного европейского концерна отелей, он вовлёк меня в разговор о самоубийцах, которые, насколько я помню, представлялись ему отбросами общества. «Один такой голодранец способен загубить Вам лучший сезон!»

Такие зрительные упражнения не ограничиваются, впрочем, одним только наслаждением, которое, несомненно, весьма велико. Обычно мы подразделяем людей на два больших класса, например, на христиан и нехристиан, грабителей и ограбленных и так дальше. От этого не свободен никто, ибо из всех делений деление надвое — самое очевидное. Но следует иметь в виду, что деление надвое нарушает гармонию, поскольку имеет логическую или моральную природу. А эта природа всегда подразумевает некий остаток: так, в двухпартийной системе всегда приходится выбирать одну из сторон, а на границе между христианами и язычниками вечная война. Непрерывность деления, напротив, возрастает по мере того, как преодолевается умственное деление и совершается переход к делению субстанциальному — чем больше секций, тем надежнее сохранится то, что в них спрятано. На этом основано преимущество кастовой иерархии, допускающей как двойное, так и многократное деление.