Откровенные и такие, блядь, вероятные, ее слова нашли меня, стиснули и сделали мой член невероятно тверже.
Боже, сейчас наступило очень хорошее время для ответа на мои молитвы. «Она здесь в качестве испытания моей преданности тебе? Мое сердце — на твоем алтаре. Но я лишь человек, а она — моя величайшая слабость. Прошу, Боже, помоги мне узреть, если с ней я позволяю себе вольности, которых ты не одобряешь».
— Мне нужны ответы, — сказала она и заправила волосы за ухо. — Там могут быть люди, которым что-то известно. Выжившие вроде нас. Пожалуйста, Рорк.
Это было сомнительно. Люди умерли, а те немногие, что выжили, с большей вероятностью причинят ей боль, чем дадут ответы. Если даже представить слабую возможность, что она найдет хорошего мужчину, который объяснит ей, почему она пережила то, что не пережили другие женщины, то, что? Он предложит ей то, единственное, что я не мог?
Она была не просто ошеломительной женщиной. Она была очень сексуальной. Я видел эту сексуальность в ее глазах, когда она думала, что я не смотрю на нее. Чувствовал ее, когда она сжимала свои бедра, лежа со мной под одеялами. Слышал ее в сдавленных стонах, когда она трогала себя за дверью ванной. Она хотела секса, но застряла со священником.
И ей не нужно было умолять меня вывести ее на поверхность. Она не была здесь пленницей. Черт, да я отдал бы ей свою жизнь, если бы она попросила. И все же, моя неуверенность в себе из-за риска потерять ее требовала чего-то в ответ.
Я встал, приблизился к ней сзади и обвил руками ее крошечную талию, тщательно следя, чтобы не задевать ее попку эрекцией.
— Я выведу тебя на поверхность сегодня, но я хочу обещание.
Она повернулась ко мне с открытым, ожидающим выражением лица.
— Я хочу поцелуй, — «Что я делаю?», — подумал я.
Поступай с другими так, как хочешь, чтобы они поступали с тобой. Я сомневался, что такова воля Господа. Но когда ее тело было так близко, когда ее дыхание замирало в ее груди, ничто не могло остановить меня, не дать накрыть ее прекрасное лицо ладонями и наклониться к ней.
— Это всего лишь поцелуй.
Поцелуй, который докажет, что она чувствовала эту связь между нами, что она нуждалась во мне не меньше, чем я нуждался в ней, что она силой проложит себе путь обратно ко мне, если что-то случится за пределами безопасности нашего бункера.
Ее глаза закрылись, и ее длинные ресницы легли на изгибы скул.
— Прекрати дразнить меня тем, что тебе делать не разрешается.
Прежде я уже целовал ее всего один раз, утверждая, что мы можем продемонстрировать друг другу привязанность и сделать это без полового акта. Потому что мы были одиноки. Потому что у нас больше не было семьи и друзей, чтобы держаться за них или заботиться о них. Но я определенно целовал ее не так, как целовал свою ма. Учитывая мысли в моей голове и ноющую боль в моих штанах, мне хотелось чертовски большего, чем просто потереться губами.
Ее глаза распахнулись.
— Я разрушу тебя, Рорк.
Я никогда в жизни не хотел так основательно быть разрушенным, но я хотел бы подождать, пока Бог даст мне какое-то направление, поможет мне найти путь вокруг, через или внутрь этой женщины.
— Имей немножко веры в мой контроль.
Да простит меня Бог, кто-то должен был иметь веру в него.
Когда ее губы приоткрылись, и ее маленький розовый язычок показался наружу, чтобы лизнуть уголок рта, я прошел просто желание и опасно задержался на краю принуждения.
— Дай мне свой рот.
— Рорк…
— Сейчас. Не заставляй меня брать его силой.
Ее зрачки расширились.
— Я не знаю…
— Прекрати болтать и кивни головой.
— Остановится ли это все лишь на поцелуе? — ее губы поджались в линию. Я видел ее колебания, полные надежды.
— Я остановлюсь, — «помоги мне, Боже, мне придется». — Скажи мне да, любовь моя.
Ее руки сжались в кулаки у боков, глаза метнулись в сторону и вернулись к моим.
— Да, — прошептала она.
Я обрушился на ее губы своими, и она раскрылась под моим спешным натиском. Это было опьяняющее подчинение, которое охватило меня там, где я нуждался в ней сильнее всего. Я пытался сохранить наш поцелуй целомудренным и непритязательным, но в тот же момент, когда наши языки соприкоснулись, я наклонил ее голову и устремился глубже, принявшись лизать ее язык и раскрывать свой рот до тех пор, пока не стал чувствовать лишь ее дыхание на своем лице и ее податливую плоть, скользящую под моими губами.