Но почти перед нами были кусты терновника, так что спирита мы еще много раз помянули ласковым словом, пока Йехар не вынул клинок и не расчистил дорогу. Тут выяснилось, что до деревни точно рукой подать: спуститься с холма да пройти через небольшую фруктовую рощицу. Особенно радовало последнее: мне вспоминались школьные сведения о природе Греции и урожаях, остальные шаг тоже потихоньку прибавляли… и прибавляли…
У самой рощи наш энтузиазм сошел на нет.
Плодов не было. Никаких. Нельзя даже было определить, что за деревья тут росли. Листья изодраны в клочья, да и пахло отнюдь не финиками.
− Ну… общественное место поклонения, − съязвила Виола, затыкая нос. Толку от этого было ровно ноль: смрад резал глаза и наваливался тяжелыми волнами, щипал горло. Хорошо Эдмусу: поднялся сразу над вершинами деревьев и издевательски заверял, что он к этому никакого отношения не имеет.
Спасибо еще, роща была небольшой, прошли мы ее живо, хотя не сказала бы, что вид деревни нам принес долгожданное облегчение.
Она была совершенно пустынной – что издалека, что вблизи. Дома когда-то были добротными, но сейчас – стены были все в глубоких царапинах, где-то – с пробоинами, местами заделанными ветвями. Болтающиеся двери и растрепанные крыши, на которых только каким-то чудом держатся украшения – чучела огромных грифов. Ни собак, ни домашней птицы, ни блеяния коз или овец – никого и ничего на улицах, и только везде все тот же страшный смрад от куч нечистот на улицах.
− Здесь случилось что-то ужасное, − возвестил очевидное Йехар.
− Ясное дело, не «Ниагары» обпились, − гнусаво огрызнулся алхимик. Он с мукой во взгляде зажимал нос.
Вот теперь до всех дошло, что такое Ниагара, но комментировать с зажатыми носами и ртами никто не отважился. И именно в эту самую минуту Эдмус с воздуха крикнул, что видит на улице человека.
Так мы узнали, что у спирита есть достоинства помимо длинного языка и мощных крыльев. Например, отменные глаза, поскольку мы упомянутого человека не заметили в пяти метрах от себя.
Как его вообще можно было назвать человеком? Ходячий скелет с обвислой кожей, который когда-то был греком, сидел на крыльце одного из домов, и протягивал к нам руки, издавая слабые, нечленораздельные звуки. Одет он был на удивление добротно, но одежда была ему великовата размеров этак на шесть. Невольно напрашивалась параллель с Веславом.
Йехар бросился к человеку и придержал его. Опустил на крыльцо. Тот медленно рассматривал нас огромными глазами на когда-то смуглом лице, потом указал на себя и слабо проговорил:
− Офельт. Староста деревни.
− В селе еще есть живые? – встревожено спросил Йехар. – Кто-нибудь?
Неуверенный, дрожащий кивок.
− Вам помочь? У вас нет еды, голод, да? Ведун…
И тут случилось нечто, что поразило нас всех и избавило от мучительной кончины самого странника, а то алхимик уже готовился напомнить ему точное название своей профессии. Староста медленно, но твердо, со жгучей безнадежностью покачал головой.
− Еда? Еда есть. Оливки… на деревьях. Финики, виноград… и другое.
И сглотнул так явственно, что не осталось сомнений: полцарства отдаст за финик.
− Сейчас! – встрепенулся Йехар. – Демон, быстрее…
Но староста опять медленно покачал головой.
− Вы не знаете, − прошептал он. – Деревня проклята. Много… много лет. А вы… своей дорогой.
Приземлился Эдмус, который уже успел где-то надрать полные горсти оливок.
− С виду дрянь, − заметил он, − на вкус тоже, давайте я на охоту слетаю? Здесь столько змей, и ящерицы тоже…
Но староста дрожащей рукой отвел от себя оливки.
− В чем дело? – спросила Виола. – Какое проклятие?
− Проклятие богов, − Офельт не отрываясь, жадно смотрел на оливки, но руки за ними не протягивал. – Однажды низринутая с Олимы Ата с дочерью остановилась в нашей деревне и получила приют. И великий Громовержец разгневался и послал их…
− Куда-куда послал?
Неверный вопрос. Видимо, надо было спрашивать, «кого».
Староста смотрел за наши спины и вверх, и лицо у него помертвело от страха.
Чучело на крыше ближайшего дома встряхнуло крыльями и высвободило из-под них голову. Человеческую голову: лицо как у ребенка, но с грубой кожей, с горящими злобой глазами, покрытое отвратительными складками-морщинами. Глаза мигом скользнули по нам, по оливкам, потом крылатый монстр открыл тонкогубую пасть и испустил длинный призывный вопль.
И шорох крыльев послышался с соседних крыш.
− Гарпии, − познакомила я общественность с нашей проблемой на будущее.
− А арбалетные болты их берут? – деловито поинтересовалась Виола.
− Не знаю, попробуй.
Эдмус попробовал гораздо раньше. Пара взмахов крыльями – и он пронесся мимо первой гарпии крылатой вопящей молнией, по пути удачно засветив ей пяткой в морщинистый лоб.
− Птичек прошу под ногами не путаться!
Боммм! Гарпия замерла в воздухе, и тут же раздалось еще и «треннь!» − и это обозначало, что лучше бы птичка не слезала с насеста. Дольше бы прожила.
Виола погладила арбалет и тут же зарядила его во второй раз. Староста в панике закрыл лицо руками, но ему-то было нечего паниковать: первая же гарпия, которая бросилась на нас с выпущенными когтями и оскаленными зубами, благоразумно смылась в поднебесье. Еще и криками себя подбадривала, и ее можно понять: для начала Йехар с Глэрионом, потом Виола с арбалетом, я – в боевой позиции, готовая замораживать и испарять, ну, и Веслав, этот с таким озверевшим выражением лица, что и Горгона Медуза уползла бы на карачках. Итого четыре экземпляра, а вверху всего один, мелкий, без магии, правда, с громким голосом, но это поправимо, сейчас замолчит…
− А-атракционы продолжаются! – завывал Эдмус, развенчивая мифы о себе самом. – На-алетай, не скупись, только сегодня и только я, салочки в воздухе, кто победит – сожрет проигравшего, и я от своей доли выигрыша, пожалуй, откажусь сразу! Не поймите неверно, со сна и на дурную голову вы, может, и во всех смыслах ничего, но уж больно вы благоухаете! С крыльев валит…
Вжик-вжик-вжик – спирит невозмутимо обходил крылатых соперниц, совершая немыслимые фигуры высокого пилотажа и попутно умудряясь отмечать лбы гарпий то пятками, то кулаками, а то и сразу всем. Он устроил гонку, за которой трудно было следить глазами: осатаневшие твари гонялись за шутом повсюду, куда он только ни сворачивал, и это их губило. Кто-то не успел повернуть и удачно вписался в стену дома, еще две столкнулись в воздухе, три-четыре уже дрались между собой, но остальные – десятка полтора – наседали на шута как могли.
− Ниже! Ниже! – кричала Виола.
− Как можно ниже! – вопила я ей в тон, приложив руки ко рту рупором.
Когда нам начало казаться, что до гарпий уже дошло лучше, чем до Эдмуса, тот все же оторвался от преследования и рванул вниз, при этом войдя едва ли не в отвесное пике. Гарпии, конечно, рванули за ним и очень удивились, когда Эдмус приземлился и колобком откатился в сторону, а их встретили с земли ласковые улыбки Дружины.
Я выложилась в удар холода, не раздумывая: «Посох Морозко», одно из самых эффективных заклинаний по живой материи. Удачно, что к третьему году обучения уже справляешься с простой формулировкой приказа в мозгу, не нужно вспоминать заклинания, только представить цепочку действий да приложить максимум воли.
Гарпии, которые оказались в зоне поражения, ледяными статуэтками попадали на землю. Шут поступил верно, убравшись в дороги. Потом затянул песню арбалет Виолы, и все закончилось в полминуты. Последняя гарпия, которая в силу чистой тормознутости оказалась вне зоны поражения, оглянулась по сторонам, издала душераздирающее «Уй-юй-юй!» −и унеслась к горизонту на пятой передаче. Ее ободранный хвост перестал мелькать перед глазами на диво скоро.
Эдмус сел и выплюнул изо рта пучок перьев.
− Как будто кусал подушку, − пожаловался он. – В бою всегда тычут тебе в рот грязными хвостами?
− Просто у них не было другого способа заставить тебя замолчать, − с непроницаемым лицом ответствовал Йехар. – Любезнейший, ваша деревня свободна от проклятия. Теперь вы можете…