Екатерине уже тридцать лет подряд снилась её собственная жизнь, от рождения до неожиданной смерти.
Она снова видела, как луна заглядывала в окошко, бросая серебряные отблески на детские лица. Днём она сменялась солнцем, а сонное спокойствие сменялось визгами и шумом.
Остальные дети её не любили. До семи лет они дразнились и смеялись над ней, а потом, когда она начала видеть духов, боялись, хотя не совсем понимали, почему. Особенно после того, как самый злостный обидчик сломал руку, свалившись с лестницы.
Воспитатели же относились к ней скорее равнодушно - как и ко всем остальным сиротам. Ну, разве что изредка хвалили за отличные оценки, аккуратность и послушание. Сначала она радовалась хоть такому вниманию, потом стала отвечать им тем же безразличием.
И так она жила лет до десяти - пока не нашла в саду потрёпанную тетрадку, которую тут же сунула за пазуху, сама не зная зачем. Оглядевшись - нет ли никого поблизости, она забралась в кусты и принялась лихорадочно листать пожелтевшие страницы.
Почему-то она сразу поверила, что всё написанное там - правда. Может, потому, что чего-то подобного Екатерина ожидала уже давно?
В тетрадках жили знания - как убить или излечить, как привязать к себе человека и подчинить. Екатерина все их испытала, с тем же равнодушным спокойствием, с каким пришивала листья на плотную бумагу для гербария.
Прошло время. В институт она так и не поступила, и теперь жила в крошечной комнатке в общежитии, зарабатывая себе на жизнь шитьём. Соседка, смазливая бабенка лет тридцати искала мужа и часто ночевала не дома, чем только радовала Екатерину. Одной ей жилось лучше.
Тетрадки со временем сменились книгами - те тоже приходили к ней, старые, переписанные от руки на латыни и греческом. Языки давались Екатерине легко, быть может, потому, что появилась цель.
Обрести силу.
Сила таилась в непонятных формулах и рисунках, которые расплывались перед глазами, в буквах чужих языков; она норовила выскользнуть водой сквозь пальцы и превратить всё, чего Екатерина добилась, в пыль. И это только сильнее увлекало, завораживало, словно её втягивало в водоворот, из которого выбираться не хотелось.
А затем всё закончилось, внезапно и оттого ещё более обидно.
В тот день беды ничто не предвещало - так, наверное, сказали бы многие невезучие жертвы, если бы вдруг смогли заговорить. Екатерина тёплым летним вечером возвращалась домой, когда на неё напали.
Она запомнила капли крови на брусчатке, которые постепенно стекались в лужицы, и боль в виске. Красные пальцы, как у леди Макбет... а потом она уснула.
Шли годы. Всё менялось, но Екатерина не замечала этого, лишь изредка слыша шаги над своей могилой. Аромат свежего человека пробивался сквозь землю, пробуждая голод, и она царапала пальцами с отросшими ногтями крышку гроба, но тут же вновь засыпала.
Время ещё не пришло.
Розы цвели всё пышнее, распускаясь рано весной и отцветая лишь осенью; словно стражи, не пускающие ведьму в мир людей. Но любой страж однажды устанет - так случилось и с ними.
Последняя зима выдалась особенно холодной, и подморозила их корни. Екатерина почувствовала это почти сразу, широко распахнув невидящие глаза - сон прервался внезапно, и она никак не могла осознать, где находится.
В эту ночь земля глубоко промёрзла, но легко подавалась под руками, словно желая вытолкнуть чуждое самой природе существо из своей утробы. Сухая, холодная, она осыпалась прямо в лицо,
Выбравшись наконец наружу, Екатерина с трудом выкарабкалась из колючих зарослей - даже теперь они стремились навредить ей - и жадно вдохнула ледяной зимний воздух. Прогнившее платье трещало по швам, и она повела плечами, стряхивая налипшую грязь.
Отросшие волосы прикрыли плечи, словно плащ, кончиками почти доставая до колен, и она откинула с лица непривычно длинные пряди, оглядываясь по сторонам.
Было полнолуние, и на чёрном глубоком небе сияли серебром крупные звёзды. Снега почти не выпало, разве что ветер гонял позёмку, тонкую и лёгкую. Екатерина прикоснулась к ней и долго смотрела на снежные крупинки, не тающие на пальцах.
В мире действительно многое изменилось.
***
Екатерина проснулась с последними лучами заходящего солнца и всмотрелась в темноту, где ей почудился слабый шорох.
Всего лишь крыса.
Третий день она обитала в подвале заброшенной недостроенной многоэтажки, прячась от людей. Солнечный свет неожиданно стал обжигать глаза, будто она не спала всю ночь, да и железо, которого здесь хватало, вызывало отвращение.