Чтобы самому сделаться жрецом, преемнику было недостаточно получить посвящение от учителя. Кудесник только благославлял ученика на странстсвия к горам Рипейским, что было делом весьма непростым. Климат приполярья в те времена был мягче. Горные отроги покрывали густые дремучие леса, совершенно непроходимые. Звери, обитавшие в них, слыли дивными, более нигде невиданными. Места эти были неприступны для не знающего дороги. Рипейские горы символизировали границу, что разделяет уровни посвящения — круг внутренний и круг внешний. Учитель передавал тому, кого благословлял на странствия, знания о заповедных тропах. Ученику сообщалось, где располагались «узкие врата» — Проходы, ведущие по ту сторону гор. Проходы эти иначе назывались Небесные Врата и обозначались особым знаком рунического начертания.
Миновав Проходы, совершавший путешествие за Силой вступал в чистый желанный кроткий прекрасный край. Эта приполярная земля называлась Лукуморье. Путь странника лежал далее к одному из двадцати четырех святилищ, древнейших на всей земле. То были круги огромных камней, поставленных вертикально. Располагаясь по берегам Северного Ледовитого океана или на его островах, эти сооружения намечали на поверхности планеты единый гигантский круг. Геометрическим центром его являлся Северный полюс. Это единое планетарное кольцо кромлехов именовалось Каменным поясом или поясом могущества. Предания Северной Традиции говорят, что благодаря Силе, постоянно текущей в кольце, посвященные могли мгновенно оказываться во всякой стороне земли и во всяком месте. Около Великих камней проводили жизнь избранные из ведов, то есть волхвов высшего посвящения. Такие составляли Внутренний круг самого уже круга внутреннего. Они звались тиетаи — хранящие Тиу. Они не имели собственности и не носили никаких отличительных знаков, только стрелу в руке. Пришедший за силой пребывал, совершая омовение и постясь, в полном одиночестве в круг камней то время, которе определяли для него тиетаи. Предания Северной Традиции сообщают, что исходно круг составлял двадцать четыре и двенадцать великих камней. Двадцать четыре были установлены вертикально, каждые два из них соединял один из двенадцати, уложенных сверху. Так образовывался круг двенадцати врат. Каждые врата были из трех камней, то есть представляли трилит. Всякий стоячий камень имел рунический знак, отличающий его от прочих. На уложенных сверху изображался трискаль, в том варианте начертания, который известен как всевидящее око или глаз дракона. Материал, форма, взаиморасположение камней, место самого круга, все составляло строгий канон. Точное исполнение его позволяло в определенные дни луны проявляться силе. Посвящение совершалось, когда соискатель начинал видеть в пространстве врат двенадцать Богов, а над кругом — единый вихрь их взаимоперерождений. Ночи, проведенные в круге, отныне и навсегда сообщали ему способность открывать для себя незримое. Лучшим ученикам тиетаи предоставляли выбор — возвращаться кудесниками на свою родину либо провести в Лукуморье от восьми до двенадцати лет, чтоб впоследствии стать ведом.
Шло время. Служение совершивших странствия в Лукуморье поддерживало безмятежное вольное бытие мира. Кудесники поучали следованию двенадцати простым канонам, мудрость и полезность которых каждый имел возможность постигнуть наглядно. Такая жизнь вместе с тем подготавливала способных вместить к приятию высших тайн… Казалось бы все хорошо, все ладно, но только не было умиротворения в душах высших посвященных, жрецов ведов. Они-то хорошо знали, что пока человечество не соберет все осколки Ар-Камня, не осознает себя единым целым, тесно связанным с природой и космосом, не помогут ни они, ни кудесники…
Так и случилось. Капища разорили, круг Силы разрушили, жрецов ведунов сожгли. Люди предали своих богов и начали служить чужому, быстро осчастливившему их Крестовыми походами, междоусобицей, инквизицией и Варфоломеевскими ночами. Истинное служение забылось, заменилось профанацией, посвященные выродились в самозванцев, узурпировавших право на догму, на истину в последней инстанции. Служение превратилось в фарс…
— И каков же итог? — сердцем услышал Тим голос темноты и сразу возвратился из прошлого в настоящее время. — Люди разучились читать мысли, понимать себя, лес, море, землю, зверей. Поэтому они теперь так много и быстро говорят. Зато они не умеют разговаривать без слов, ощущать живое тепло и боль других на расстоянии. Они придумали ужасные отравы, страшное оружие и ядовитые дымы, но не в состоянии по запаху определить зверя или птицу. Они насилуют природу и убивают все живое вокруг себя, не понимая, что в конце концов останутся одни в зловонной пустыне, не понимая, что пора закончить разбрасывать камни. Настало время собирать их. Иначе собирать будет некому. И негде. А ты, о Отмеченный роком, осознаешь ли это всем сердцем? Веришь ли, что еще не поздно вернуть этому миру целостность?
— Верую, — даже не сказал вслух — подумал Тим и сразу представил дом с флюгером-псом на крыше. — Сдюжим. Есть еще порох в пороховницах…
— Тогда иди, — услышал Тим, и темнота мягко подтолкнула его к выходу. — Будь справедлив и тверд. Мир спасет не сила — любовь…
Андрон. Начало девяностых
А демократическая Россия между тем трудно жила по законам рынка, волчьим и бескомпромиссным. Стреляла в президентов, мочила депутатов, смело занималась всем тем, что не запрещалось законом. Мальчики хотели быть бандитами, а девочки проститутками, многие воспринимали демократию как возможность жрать пиво в общественных местах, голубой мечтой каждого россиянина было завести свой приватизированный, сугубо капиталистический ларек. И торгуя в нем, всеми правдами и неправдами заработать миллион. Зеленью естественно.
Не избежал сего соблазна и Андрон. Подождав с неделю после глушения Царева, он осведомился у Оксаны:
— Послушай, ты меня любишь?
— Конечно, — удивилась та и ухмыльнулась проницательно и мудро. — Ну, вещай, чего надо.
А нужно было Андрону пару-тройку киосков — не на халяву, за деньги, но по остаточной стоимоисти конечно. Не чужие.
— А, да ты теперь, я смотрю, богатенький Буратина, — Оксана снова как-то странно взглянула на него и перестала улыбаться. — Никак хочешь влиться в стихию? Ладно, чего-нибудь придумаем. Только учти, дело это не простое, муторное — налоговая, пожарники, автоматы кассовые. Три шкуры сдерут.
На лице ее читались грусть и недовольство — да, похоже, птичка рвется на свободу. Такой жеребец не застоится в стойле. Впрочем ладно, пускай попробует. Торговать это ведь не хреном елозить. Могут и обломать. Это только ведь дурацкое дело нехитрое.
Может быть оно и так, только у Андрона еще неплохо работали и мозги. В тот же день вечером, накупив жратвы, он подался к Александре Францевне — одетый по последней моде, при деликатесах и торте. Собственно нужна была ему не добрейшая заведующаяы, а ее дочь, ликвидаторша, звавшаяся Люсей и оказавшаяся на деле девушкой понятливой и компанейской.
— Андрей Андреевич, а почему я? — только-то и спросила она и с живостью, невзирая на инвалидность, плотно занялась ветчиной. — Вы-то сами почему не хотите?
Ее серые грустные глаза смотрели на Андрона с обожанием — похоже, злокозненная радиация не властна над женскими инстинктами.
— Не не хочу, Люсечка, а не могу, — доходчиво отвечал Ардон, мило улыбался и мастерски делал глазки. — У меня паспорта нету. А у вас не только паспорт, но еще и инвалидность. Хм, я хотел сказать, только на бумаге… Так что если зарегистрировать на вас, то будут нам от государства льготы. С поганой овцы хоть шерсти клок. Мало оно вам что ли наплевало в душу?
Вобщем послушала-послушала Люся, покивала лысой головой да и пошла регистрировать на свое имя индивидуальное частное предприятие. Назвали его без мудрствований — «Четвертый блок», а Андрон без суеты и спешки занялся матчастью — купил узаконенную кассу и вместе с закусью и «Распутиным» представил ее пред мутные очи бригадира слесарей.
— А что, Михалыч, на ночь счетчик можешь?