— Ну что ж, давай прощаться, Епифан батькович, — Нюра, пустив слезу, опять поклонилась в пояс, с трепетной улыбкой девственности снова полезла лобызаться. — Дай бог тебе всего. Счастья. Здоровья. Удачи. За то, что тогда меня пожалел, дорогого не тронул…
Хорст. 1997-й год
— Привет, Тимофей Корнеич! — Зубов, гендиректор ТОО «Похлебка», выдавил улыбку, захлопнул дверь и протянул Андрону пухлую, весело блеснувшую бриллиантами руку. — Бухгалтерша мне звякнула на сотовый, платежечка твоя прошла. Давай закончим, и завтра можно оформлять, а то сегодня уже поздно.
Пальцы у него были потные, лицо лоснящееся, а сам он не в настроении. Такая жара, а в мерсе кондиционер накрылся. Шестисотый, блин, называется.
— Ну давай закончим, — Андрон кивнул, зазвенел ключами и, открыв сейф, вытащил пакет, перетянутый резинкой. — Вот, как договаривались.
Зубов ему не нравился — хитрый, прожженный, ушлятина еще та. Это ведь он, как пить дать, глушанул тогда Гринберга, когда въехал со всей отчетливостью, чтот бабки тот не отдаст. И естественно урвал по решению суда двухэтажную Джульбарсову конуру. Которую и продал в конце концов втридорога Андрону. Два месяца тянул, сука, все цену набивал. И вот сподобился-таки…
— Ага, — Зубов оживился, развернул пакет, взяв на выбор одну пачку, принялся считать. Его толстые, похожие на сосиски пальцы двигались на удивление быстро. — Так, — он закончил шелестеть, взял другую пачку, взвесив на руке, весело пробурчал: — Ажур. — Сбил деньги в стопочку, перетянул резинкой и бережно, с каким-то уважением, убрал в объемистый, с кодовым замком кейс. — Порядок, Тимофей Корнеевич. С покупочкой тебя. Обмыть бы надо.
— Ты, Вован свою охрану завтра снимай поутряне, часиков в восемь, — Андрон сделал вид, что не расслышал насчет выпить, и ласково улыбнулся Зубову одними губами. — А я тебя достану завтра до обеда. Пересечемся и оформим без напряга.
О том, что Зубов может кинуть его, он даже не задумывался — зассыт, кишка тонка. Да и к чему, себе дороже. Питер ведь такой маленький город.
— Как скажешь, Тимофей Корнеич, как скажешь. Хозяин барин, — Зубов вежливо кивнул, тоже улыбнулся и, не поручкавшись — просто сделав ручкой, быстренько отчалил. Бежевый мерс его сияющей громадой плавно потянулся с парковки.
«Попался бы ты мне годиков эдак десять назад. Один в чистом поле», — нахмурившись, Андрон отвернулся от окна, подошел к столу, резко ткнул в клавишу селектора:
— Наташа, закажи мне билет в Лозанну на завтра. И с больничкой соедини.
С какой именно объяснять было не надо — номер клиники профессора Отто, расположенной неподалеку от Женевского озера, секретарша небось выучила назубок.
— Тимофей Коренеич, Лозанна на проводе, — скоро раздалось по селектору, Андрон вздохнул, взял трубку и с привычной, какой-то бесшабашной веселостью сказал:
— Привет, мать, ну как ты там?
— Нормально, — ответила ему Клара, — голос ее из-за тридевяти земель звучал тепло, ясно и разборчиво, словно из таксофона за углом. — Морально настраиваюсь на операцию. На следующей неделе прибывает обер-мясник, выписали из Бразилии. Главный спец по женскому вопросу. Говорят, он женат в пятый раз, и когда входит в дверь, наклоняет голову. Чтоб рога не мешали.
Господи, Клара, Клара. Речь идет о жизни и смерти, а она все с шуточками-прибауточками.
— Готовься, я завтра тоже нагряну, — бодро пообещал Андрон, судорожно сглотнул слюну и страшно развеселился в трубку. — Надеюсь, что без рогов. У меня сюрприз…
— Сюрприз это хорошо. Давай приезжай, — голос Клары вдруг сделался бесцветным, будто силы разом изменили ей, затем сменился задавленным, полным муки шепотом: — Все, Андрюша, все, до свиданья, — и связь оборвалась.
— Так, — Андрон с убийственным спокойствием повесил трубку, вытащил коньяк из шкафа, залпом, не закусывая, выпил. Помотал головой, засопел, повторил. Мерзопакостный, разбухающий в горле ком медленно сполз в желудок, судорожные, цепляющие сердце когтями объятья нехотя разжались. Андрон смог обдуманно подойти к столу, выдавить телефонный номер и членораздельно сказать в трубку:
— Аркаша, завтра в семь тридцать будь в офисе. Как штык. Есть дело, очень важное дело. Не опоздай.
Потом мешком опустился в кресло, с жадностью закурил и, будучи не в силах видеть этот веселый день, до боли зажмурил глаза. Да, только бы не опоздать. Не опоздать. Не опоздать…
Хорст. 1997-й год
И пошел Хорст ошарашенный феноменальными пророчествами к себе в гостиницу. Вот это да! Интуиция его не подвела, хулиган Андрюха Лапин и впрямь оказался ему не троюродным — сынком, кровинушкой. Да не он один, есть еще, если верить Нюре, и второй, Тимоха. Судя по имени, тоже, видно, хулиган. Нет, все же недаром он поперся в перестроечные дебри, ох недаром. Сыновья это та надежная опора, с высоты которой можно спокойно следить за приближением старости. Беззаботно поплевывая ей в рожу. И все же что это за большая неприятность и говеная труба, о которых рассказывала Нюра? Что она имела в виду?
Что конкретно Нюра имела в виду касаемо большой неприятности, Хорст понял сразу, едва попав к себе в гостиницу. Тонкие, чуть заметные волосинки, которыми он из соображений бдительности заклеил чемоданы, ящики стола и дверцы шкафа, напрочь отсутствовали — номер шмонали. «Так», — Хорст вытащил паркеровскую, сделанную по спецзаказу ручку с золотым пером, снял колпачок, щелкнул выключателем. Ну да, так и есть. Индикатор сразу замигал, густо налился кровавым зловещим светом. Это детектор электромагнитных излучений обнаружил наличие радиозакладок. Два жучка были в гостиной, три в спальне, четыре в ванной и пять в туалете. Судя по частоте и интенсивности сигнала, взялись за Хорста по-настоящему… «Ага», — в задумчивости он убрал паркер в карман, неторопливо закурил и принялся невозмутимо прокачивать обстановку. Сомнений нет, это ФСБ. Ее почер, ее. Не разучилась еще, падла, работать, не разучилсь. И где же это он прокололся? Может, засветился в аэропорту? Да нет, навряд ли, были сумерки. Тогда может, шаман застучал? Нет, тоже не то, не то, мотивация отсутствует, мотивация. Ладно, теперь это уже не важно, нужно думать, как выбираться из каши. Раз сразу не взяли, да еще жучков понаставили, значит, тянут время, хотят выявить связи, адреса, явки, пароли, шифровки. Не выйдет! Не на таковского напали!
Конечно не на таковского — Хорст до упора вывинтил воду в ванной, выжал из радиоточки всю возможную громкость и принялся приводить снаряжение в порядок. Атмосфера в номере сделалась стопроцентно влажной и невероятно музыкальной, звонко журчали струи, клубился пар и надрывались голоса:
Так продолжалось долго — нервы у Хорста были крепкие. А поздней ночью, когда на улице стемнело, он сделал музыку максимально громко, с резкостью активизировал слив унитаза и крадучись, на цыпочках, выбрался из номера. В гостиничном коридоре царила тишина — «Россия» беспробудно спала. Только увы не крепкий короткостриженный мужик, с улыбочкой болтающий с дежурной по этажу.
— Стоять! — грозно закричал он при виде Хорста. — Лягай! И руки вверх!
И тут же залег сам — отравленная игла, выпущенная Хорстом из авторучки с золотым пером, глубоко вонзилась ему точно в горло. Мягко упало тело, в ужасе вскрикнула дежурная.
— Тихо у меня, тихо, — ласково улыбнулся ей Хорст, да так, что та впала в прострацию, вытащил, дабы не осталось следов, иглу и быстро обыскал труп. Да, теперь уж не осталось никаких сомнений — взялись за него профессионалы. В одной руке мужик сжимал бесшумный ствол ПСС, с легкостью пробивающий двухмиллиметровую броню на расстоянии двадцати метров, в другой — его, Хорстову, фотографию с надписью на обороте чернильным карандашом: «Террорист Барбаросса, преступник, международный, очень опасный». В левом ухе трупа находилась горошина радионаушника.
— Тэкс, — Хорст воткнул ее себе в слуховой проход, внимательно послушал и убийственно, очень страшно усмехнулся — в эфире разносилось грозно-обеспокоенное шепелявым голосом: