Они въехали в ворота замка. Расчеты Джона оправдались — Хадвиза поджидала его с кубком в руках.
— О, любовь моя! — притворно радуясь, вскричал Джон. — У меня сердце забилось в груди при виде тебя! И, насколько я понимаю, ты тоже трепещешь, как лань! — Он громко расхохотался, смакуя свою иронию, и продолжал, кивая на кубок: — Что у тебя тут? Доброе старое вино? Отпей глоток, любимая! Давай насладимся им вместе!
Пусть выпьет первая. А то, кто знает, вдруг ей когда-нибудь придет в голову отравить его?
Хадвиза покорно поднесла кубок к губам.
— Еще, любовь моя! — осклабился Джон. — Пей еще! Еще!
И он наклонил кубок так, что она чуть не захлебнулась.
Допив вино, Джон соскочил с лошади и непристойно обнял жену. Бедняжка покраснела от стыда.
— Пойдем в спальню, — заявил Джон и, повернувшись к своей свите, добавил: — Вы видите, в каком я нетерпении? Жена прежде всего!
Хадвиза заметила сальные ухмылки слуг, которые прекрасно знали, что Джон над ней издевается и что накануне он забавлялся с другими женщинами, и, оценив их мастерство и темперамент — а он считал себя большим знатоком постельных утех, — сравнил с ними свою жену. И, разумеется, сравнение оказалось не в ее пользу.
Приведя дрожащую Хадвизу в спальню, Джон велел ей раздеться и ждать дальнейших приказаний. Он всегда вел себя с ней по-разному. По дороге в замок принц всякий раз придумывал, как бы ее посильнее напугать: порой набрасывался на Хадвизу, словно дикий зверь, и доводил ее до дурноты, а порой притворялся, будто совершенно ее не замечает. Поначалу она цепенела от ужаса, но затем облегченно вздыхала, решив, что на сей раз ей удастся миновать его объятий, и тут… тут Джон с удовольствием демонстрировал жене, что она жестоко ошибалась.
Бедняжка Хадвиза, выросшая среди любящих, заботливых родственников, была уверена, что ее муж — сущее исчадие ада.
Джон же считал ее скромность ханжеством и то потешался, то злился — судя по настроению.
Но в этот день он думал не о том, как бы помучить Хадвизу. Мысли Джона были прикованы к Лонгчемпу и к тому, как бы поскорее с ним разделаться.
Джон даже забыл о жене, тихо лежавшей на кровати и тоскливо гадавшей, какую пытку он изобрел для нее на сей раз. Потом внезапно взгляд принца упал на Хадвизу, и он вспомнил о ее существовании. Джон презрительно скривился. Разве это женщина? Да у нее рыбья кровь! Дайте срок, он от нее непременно избавится, ему такая жена не нужна. И, пожалуй, лучше к ней не прикасаться. Не дай Бог он заронит в нее свое семя! Иметь детей сейчас — обречь себя на лишние сложности.
Умей Хадвиза читать мысли мужа, она наверняка возликовала бы, поняв, что он намерен вскоре бросить ее. Но Джон предпочитал скрывать их до поры. Семейство Хадвизы не должно было раньше времени узнать о его тайных замыслах.
Он сел и, уставившись в пол, буркнул:
— Назревают великие события, жена.
Хадвиза молчала.
— Ты что, оглохла? — гаркнул Джон.
— Нет, я слышу. Назревают великие события.
— Люди ненавидят Лонгчемпа.
— Да, многим он не нравится.
— А что в нем хорошего? Сын беглого французского раба, который укрылся в нормандской деревушке. Она называлась Лонгчемп, отсюда и пошла их фамилия. Им, должно быть, казалось, что это благозвучно! Ха! Презренные плебеи!
— Но Лонгчемп очень могущественный, — робко возразила Хадвиза.
— Пока — да. Но скоро это кончится.
— Вот как?
— Да, так! Ты должна во всем со мной соглашаться, раз ты моя жена. Ясно?
Хадвиза молчала.
— Ясно? — снова завопил Джон.
— Да… да… — прошептала она.
— Тогда не молчи, когда я с тобой разговариваю. А не то я рассержусь, а тебе ведь этого не хочется?
— Не хочется.
— Тогда не забывай, как надо себя вести. И попомни мои слова: вскоре Лонгчемп отправится обратно в Нормандию. Надеюсь, ты в этом не сомневаешься?
— Нет. Раз вы говорите, значит, так и будет.
— Вот именно! Я его ненавижу! Презренный выскочка… Он ведь и корону заполучить не прочь. Только это невозможно.
— Невозможно, — словно эхо, откликнулась Хадвиза.
— Но и сейчас корона не на той голове, на какой бы ей следовало находиться, — проворчал Джон.
— Вы говорите о короле?
— Я говорю о том, кто сейчас сражается в Палестине с сарацинами. Как ты думаешь, он добрался дотуда или утонул? Корабли часто терпят крушения. Или, может, он валяется бездыханный со стрелой в груди? Вот было бы здорово, Хадвиза! Тогда бы твой законный муж стал королем Англии! О Господи! Пожалуйста, пошли поскорее эту стрелу, пусть она проткнет ему сердце! Зачем Ричарду Англия? Он же ее не любит, иначе никогда бы не уплыл со своими крестоносцами.