Филипп поймал взгляд Селестина и осекся. В глазах папы сквозило искреннее изумление.
— Я вынужден был вернуться, потому что поклялся оберегать свое королевство, — смущенно пробормотал Филипп.
— Не будем забывать, — строго произнес папа, — что именно благодаря безрассудству английского короля Аккра оказалась в руках христиан, и мы все-таки пусть ненамного, но приблизились к святому граду.
Филипп молча склонил голову. Он был рад, когда аудиенция закончилась, ибо понимал, что не понравился папе. Похоже, проклятый Ричард всех успел заворожить! Остаток пути Филипп провел в мрачных размышлениях.
Но, подъезжая к Парижу, решил, что оправдываться ему нечего. Министры явно одобряли его возвращение; кое-кто даже прямо говорил, что отсутствие английского короля можно будет использовать в интересах Франции…
В Париже Филиппу оказали очень теплый прием. Хотя и не такой, какой ждал бы его, вернись он с победой. Да… не удалось ему стать покорителем Иерусалима, не удалось вернуть город христианам. Ладно, придется довольствоваться славой покорителя Аккры, хотя… львиная доля в этой победе принадлежит опять-таки Ричарду.
Кардинал Шампанский, правивший государством в отсутствие Филиппа, поспешил одобрить возвращение короля.
— Вы явили свою набожность всему свету, ваше величество, а теперь пора заняться Францией, — сказал кардинал.
И намекнул, что некоторые честолюбцы пытались оказать влияние на маленького Людовика и дорваться до власти.
Но Филипп все равно начал оправдываться.
— Я лежал при смерти, — патетично воскликнул он. — А доверять Ричарду не приходилось.
И тут же устыдился своих слов. Вот уж в чем Ричарда нельзя было упрекнуть, так это в коварстве. Он мог быть надменным, безрассудным, жестоким… но никогда никого не предавал. Многие, в том числе и сам Филипп, порой даже подшучивали над его простодушием.
— Да, вы оказались в сложном положении, — согласился кардинал. — Пока Нормандия остается в руках у англичан, французские короли не могут по-настоящему доверять английским.
— Тем более что Ричард подстроил убийство Монферрата, надеясь посадить на палестинский трон Ги де Лузиньяна, а потом свалил вину на Старика-Горца.
— Но ведь королем Палестины стал Анри Шампанский.
— Потому что Ричард отдал своему любимчику Кипр! Он без ума от этого Ги, — не удержавшись, с горечью добавил Филипп.
— Сир, но, с другой стороны, пока английский король далеко, перед вами открываются заманчивые возможности…
— И клянусь, я не премину ими воспользоваться! — воскликнул Филипп.
— Это можно сделать хоть сейчас, милорд.
— Вот как?
— Да. До нас дошли слухи, что Джон имеет виды на престол.
— Джон? А я думал, он интересуется только пирами и женщинами.
— Как выяснилось, на мечты о короне у него время остается. Джон вступил в открытое противоборство с канцлером Лонгчемпом.
— Гм… Этот Лонгчемп весьма неглуп… Хоть он и выбился из низов, но, по сути дела, стал правителем Англии.
— Все так, но его низкое происхождение мешает ему. Англичане его не приемлют. Да и наружность у него отталкивающая, такие люди не бывают кумирами толпы. Я уж не говорю о том, что Лонгчемп родом из Нормандии, а англичане предпочитают, чтобы ими правили земляки. Так что Джон сейчас на коне. Особенно после того, как Ричард вступил в союз с Танкредом.
Филипп помрачнел, вспомнив, как он ревновал Ричарда к Танкреду. Английский король некоторое время гостил в замке сицилийского правителя, и они строили там коварные планы…
— Ричард предложил женить принца Артура Бретанского на дочери Танкреда, а это значит, что Артур унаследует английский престол. Разумеется, в том случае, если у Ричарда не будет своих детей, — продолжал кардинал.
— Думаю, не будет, — усмехнулся Филипп. — Он почти не видится с Беренгарией.
— Вероятно, поглощен войной?
— Не всегда. Бывали моменты, когда он мог побыть в ее обществе, однако не делал этого. Ричард вообще не тянется к женщинам.
— Но должен же он сознавать, что ему нужен наследник!
— Насколько я понимаю, Ричарду противно заниматься с женщиной тем, от чего рождаются дети, и он согласен провозгласить своим наследником Артура Бретанского. Да и потом еще остается Джон.
— И все же меня удивляет, что король готов передать престол чужому сыну. Он еще молод и может иметь своих.
— Если не погибнет. На войне это вполне возможно.
— Тогда тем более ему следовало бы проводить больше времени со своей супругой.