–
Ты взяла с неё оплату консультативных услуг?
–
Да. И представь себе, согласно твоему прогнозу, всего
за два месяца.
–
Но это же …
–
Так! – сжала губы красавица. – Тебе это не нравится?
–
Представь себе. И очень не нравится.
–
Ах вы, божьи человечки! Если старуха умрёт без страха, с надеждой, которую мои объективные консультации будут в неё вселять, – это плохо?
–
Непорядочно. – в мыслях Левана что-то застопорилось.
Любые воспоминания и впечатления, связанные с Тамар, всегда грели его душу. Теперь же это тепло стало жечь. Оно, это ощущение, жгло каким-то чужим, холодным жаром. Всё оставалось, как и прежде, только вот душа ощущала жгучий холод вместо уютного тепла. И этот холод таил в себе . пустоту.
Ощущение холодной неопределённости было воспринято им, как страх. Впервые это чувство посетило его душу. Вся двадцатилетняя история его жизни складывалась так, что он ни разу не успел ощутить страх как чувство. Не было у него такого органа чувств, который фиксировал бы страх.
–
А ты мог бы ей сказать ту правду, которую знаешь? – резко парировала Тамар. – Что же ты промолчал? Испугался! Все святоши – трусы!
–
Нет, моя дорогая Тамар, – впервые слово «дорогая» прозвучало из уст Левана с интонацией холодной и чуть ироничной. – Есть заповедь врачей: «Не навреди». Если бы я знал, что моё предупреждение поможет, пусть даже больная меня проклянёт, – обязательно сказал бы. Но сказав, я могу только отравить последние дни её жизни. А ты взяла плату за ложь.
–
Чистоплюй! – воскликнула женщина с прекрасными, но искажёнными злобой чертами лица.
БАБА ОКТЯ
Под мерный стук колёс мысли, играючи, скачут, выхватывая фрагмент за фрагментом из прошедших ситуаций и рисуя картины вероятных будущих событий. Эта игра воображения не даёт уснуть, и уже во втором часу ночи Вадиму надоело лежать с открытыми глазами на своей полке. Он встал, прикрыл одеялом спящую Розу, тихонько отворил
дверь и оказался в коридоре вагона.
Вагон раскачивало, и ему пришлось хвататься за стенки.
–
Чего это так качает? – обратился он к проводнице, которая подметала ковёр.
–
Огромное болото. Плавуны. Зовётся это место «Чертовой поймой».
Одно только напоминание о старом приятеле вызвало бурю у него в желудке, учащённое сердцебиение и холодный пот на лбу. А проводница открыла дверь в тамбур, сунула в рот два пальца и издала такой свист, что у Вадима завибрировали мозги, зрачки начали бегать в разные стороны, и голова захлопала ушами. Пронизывающий холодный ветерок с запахом гнилого подземелья замёл в коридор вагона толпу прозрачных фигур с перламутровыми лицами и нечёсанными патлами. Влетевшая ватага была одета в лохмотья платьев всех веков и народов. Они толпились, стараясь занять лучшие места возле окон, подальше от дверей купе, повыше к потолку… каждый по своему вкусу.
–
Вертеп, – это определение пришло в его голову так естественно только потому, что оно точно соответствовало разыгрываемым вокруг него сценам. – Чертовски холодно, – подумал Вадим и повернулся, чтобы вернуться в купе.
–
Интересное дело, – обратился к нему мохнатый чёрт с длинным хвостом и … красной бабочкой на шее. – Мы тут к нему всем скопом, а он от нас морду воротит.
У Вадима сразу отлегло от души, и он почувствовал «правду жизни».
–
Вот, наконец-то, ты в своём реальном обличии, – обрадовался он встрече. – Так-то лучше. Теперь всё ясно. Теперь понятно. Теперь не страшно.
В верхней правой лапе чёрта появился посох с трезубцем.
–
Её верхушечье! Неизменная спутница Князя Земли! Всенощная Октябрина Солоховна! – провозгласил этот глашатай, трижды стукнул посохом об пол, отошёл в сторону и склонился в низком поклоне.
Решительная счастливая победоносица, точно такая, как на фотографии вместе с его отцом десяти лет от роду, вошла легенда семьи Чудра – баба Октя. Похорошевшая, ухоженная, с распущенными длинными волосами, бабка остановилась в двух шагах от Вадима.
-
Ты меня узнал! – обрадовалась она. – Вот какой у меня внук! – Она обратилась к притихшей толпе, разместившейся в коридоре. – Вы все были свидетелями того, как он сорвал планы самого Азаза-Адамбека. Наш повелитель поручил мне возвести Вадима в ранг неприкасаемых. Это достойный продолжатель моих и Солохиных дел на Земле. – Она повернулась к Вадиму: – Когда Адамбек, князь Земли, узнал, что ты нашего роду-племени, то, чтобы не омрачать наши с ним отношения, решил выделить тебя из смертных и перевести в ранг неприкасаемых.
–
Это что такое?
–
Это отдельная категория смертных, которые никогда, ни при каких обстоятельствах не будут используемы в наших целях, не будут заражены нашим вирусом, не будут наказываться за действия, противоречащие нашим планам.
–
И много таких?
–
Нет. Это те люди, которые активно строят жизнь на Земле. Ты из таких. А вот этот, – она указала на чёрта с бабочкой, – хотел тебя использовать, как инструмент, как килера. Он будет наказан за «политическую близорукость».
–
Но, – Вадиму стало жалко своего «советчика», – может, он не так и виноват? Он очень помогал мне.
–
Понимаешь, – бабка взяла его под руку. – Этому олуху было поручено закрутить интригу вокруг твоего знакомого Василя, с тем, чтобы убрать его из жизни. Мешает он. А этот безобразник и лентяй не смог найти исполнителя лучше, чем друга детства его жены. Ну, хоть и чёрт, но – без мозгов. Лентяй. Нет, чтобы побегать, подсуетиться, придумать вариант поизощрённее! Нет, поселился у тебя в доме. Завёл канцелярию с факсом и секретаршей и ждал, когда ты ему притащишь тело бездыханного Василя.
Она обернулась, подозвала чёрта, подцепила его пальцем под бабочку, притянула к себе и прошептала в волосатое ухо:
–
Лети в Запорожье и исправляй свои ошибки. Без договора с Василём, чтоб мы тебя не видели. Брысь!
Чёрт мгновенно испарился.
–
И мне пора, – Октя посмотрела на внука и расстроилась. – Жаль, скоро рассвет. Живи, и не забывай нас.
В поезде просыпаешься рано. Лежишь в неге, и под стук колёс собираешь мысли. Этот процесс длится всего не
сколько секунд, а впечатление такое, будто ты провалялся с открытыми глазами целый час.
Роза сидела на своей полке и смотрела, как он просыпался. Всю неделю в столице нефтяников она стояла на страже его здоровья и психики.
–
Доброе утро, родной! – она с тревогой и надеждой всмотрелась в его лицо.
–
Доброе утро! – он постарался припомнить ночное приключение. Улыбнулся, и Роза услышала долгожданный спокойный голос мужа. – Всё хорошо, моя дорогая. Будем жить и строить жизнь.
СДЕЛКА СОСТОЯЛАСЬ
Нана захлопотала с той минуты, как в дверях квартиры появился её единственный сын. Только он сел в кресло возле отца, мать поставила на журнальный столик фрукты.
–
Поешь, Лёвушка. Тебе витамины нужны. Я сейчас варю хинкали. Будем кушать.
–
Нет, мама. Я не могу ждать.
–
Тогда всё же не уходи. Я сейчас брошу в кастрюлю твою порцию хинкали. Поешь и пойдёшь.
–
Папа! – обратился Лев к отцу, который сидел в кресле напротив телевизора, уткнувшись в очередной фолиант. – Хочу в деревню до приезда Василия.
–
А почему? Что-нибудь случилось? – Соломон и не подумал оторвать взгляд от книги.
–
Нет. Просто мне надо побыть в тишине и одиночестве.
–
А чего спрашиваешь? – Соломон перевернул страницу. – Надо? Езжай!
–
Можешь дать мне машину? Или ехать в автобусе?
–
Спроси у Имы, – он снова перевернул страницу книги. – Я хожу на работу пешком. Машина сейчас может быть нужна только ей.
–
Спасибо! – Лев встал, перевернул отцу страницу, приложился щекой к его лысой макушке и пошёл в комнату Натали Арье.
–
Бери машину, – ответила на просьбу своего любимца Има. – Ты едешь с Тамарой?