Сердце Льва (СИ)

–

Нет. Один.

–

Поговорим? – она так хотела пообщаться, узнать

причину его добровольного отшельничества, облегчить вероятное чувство разочарования в предмете страсти.

–

Молча, – ответил Лев.

–

С Богом! – напутствовала старая материалистка.

Има научила его молча переносить обиды. И сейчас она

не посмела нарушить эти устои. А сердце сжалось и забилось в конвульсиях. Больно! Но такова плата за самостоятельность

–

право на свободу.

Когда сын вышел от Натали, Нана позвала его из кухни:

–

Всё! Леванчик! Хинкали на столе, ждут тебя.

Нет на свете такого мужчины, который способен отказаться от хинкали в исполнении Наны.

–

Давай! – Леван присел за стол на кухне. – Пожалуйста, мама, побыстрей. Я очень спешу.

–

Всё! Всё готово. Садись.

Большая тарелка с хинкали испаряла такие запахи, что у Льва рот наполнился слюной. Однако не вкусил он и парочку из двадцати дымящихся, полных сока и прекрасного фарша пельмешек, как пожалел, что попался на приманку: за это время мать успела задать несколько вопросов, на которые сын не собирался отвечать, а теперь вплотную подобралась к его «душевным проблемам».

–

Мама! Дорогая! Дай мне доесть, пожалуйста, – приостановил Лев процесс поглощения хинкали.

–

Всё, всё, – засуетилась мать. Она отошла от стола, повернулась к плите и стала причитать: – Никто со мной не делится. Я всегда всё узнаю последней. А когда что-нибудь случается, меня спрашивают: «Где ты была?» Как: где я была? Тут. Но со мной никто даже разговаривать не желает. Был маленький: «Мама!.. Мама!.. Мама!» А теперь? Вот каким стал! Теперь ему мама не нужна. – Она помолчала, а плечи вдруг стали вздрагивать. – Ты прости меня, сын. Я понимаю – ты взрослый. Но не выбрасывай меня из своей жизни. Может, я тебе и не нужна… уже. Но ты как был мне нужен ещё до того, как увидел свет, так и сейчас – без тебя мне жизни нет. – Комок, образовавшийся в горле, давил её так, что слёзы и истерика готовы были вступить в бой с чёрствым и неблагодарным сыном.

–

Мама! Я сейчас еду в деревню, – уловив состояние и представив себе продолжение, Лев решил успокоить мать.

–

Мне нужно многое обдумать. Вот вернусь, мы с тобой ся

дем и обо всём, что нас интересует, будем говорить. А сейчас у меня куча нерешённых дел и говорить о них – преждевременно. Я тебе клянусь, что обговорю с тобой все проблемы на год вперёд. – Он вытер губы, положил салфетку, подошёл к матери, обнял её и стал мурлыкать старую колыбельную песню. Полные благодарных слёз глаза глядели снизу вверх, и материнская обида вдруг обернулась материнским счастьем.

–

Я еду в деревню, – ответил Лев на вопрос Тамар.

–

Надолго? – спокойно спросила она.

–

Не знаю.

Лев сел в машину и уехал. А в душе Тамар образовалась пустота. Вот так просто, на пустом месте, от неопределённости.

«      »

Слабые и беззащитные люди стараются утопить в вине и удовольствиях «минуты душевной печали». Тамара Георгиевна больше всего не любила заниматься домашним хозяйством. Она была, как и подобает медику, чистоплотным и аккуратным человеком, однако регулярно, добросовестно, но неохотно, выполняла только минимум необходимой домашней работы. А сейчас, в ситцевом домашнем халатике, спрятав волосы под косынку и засучив рукава, занялась генеральной уборкой своей небольшой квартиры. Энергия красивейшей женщины с лёгкостью двигала мебель. Скорость и капитальность производимой работы могли бы удивить любую профессиональную уборщицу. Что думалось, и о чём переживала её душа, знало только её подсознание. Сознание занималось уборкой. Так отреагировала сильная личность на состояние смятения души.

– Очень интересно, – доброжелатель с бабочкой на голой шее удобно расположился в кресле напротив дивана, на который прилегла хозяйка после завершения уборки, – как легко отпускают от себя любимых и дорогих людей. – Тамар вопросительно посмотрела на собеседника. – Я был вместе с ним, когда он попросил машину у отца. Тот даже не оторвался от чтения. Мать накормила и отпустила. Только эта вредная тётка попробовала поговорить с ним откровенно.

– 

Зачем Вы мне это рассказываете? – безразличным тоном спросила хозяйка квартиры.

– Да потому что и ты не особенно обеспокоилась его внезапным отъездом.

– 

А чего беспокоиться? Он всегда лучше других знает, что и как делать.

– 

До тех пор, пока владеет собой и ситуацией.

– 

Он всегда владеет собой.

– 

Это да, но в данном случае ситуация владеет им и может привести к беде.

– 

Я слушаю! – Тамара постаралась не менять тон речи, но гость уловил лёгкую нотку обеспокоенности.

– 

Мн-н-да! А ты сильная женщина: поматросила и бросила. Не каждая способна на небрежный жест в отношении такого уникального партнёра.

– 

Лучше пусть это выглядит так, чем наоборот.

– 

Да. Для больного самомнения – так лучше, – гость встал и направился к двери.

– 

Подождите! – не выдержала Тамар. – А что за ситуация им владеет, которая сильнее него?

– 

Мне тебе рассказывать? – он подошёл вплотную к дивану и вперил в женщину жёсткий взгляд. – Ты что? Вправду веришь, что такой человек способен заниматься сексом и не любить, не уважать женщину, с которой вместе? Эти твои амбиции на пустом месте … Подумай!.. Куда могут привести? – Он почувствовал, как воздействовали эти слова на гордячку, и решил добиться результата. – Никто и не подумает обвинить его в вашем раздоре. Ты и только ты останешься виноватой. А кроме того, тебя сочтут ещё и глупой курицей, которая не сумела удержать такого мужчину. И что бы ты ни говорила, все будут того мнения, что он тебя поматросил. Я бы хотел, чтобы это дошло до тебя!

– 

Представь себе – дошло! – дерзко выпалила Тамар. – Но для того чтобы он стал ручным, нужно сломить его волю. Это мне не по силам. А я готова душу продать, лишь бы удержать его.

– 

Послушай, глупая девочка, – неожиданно довольной улыбкой он её удивил так, что Тамара продолжала слушать с разинутым ртом: – Мужчину трудно согнуть и удерживать в согнутом состоянии. А поломать, особенно такого

крепкого, просто. – Её удивление еще больше возросло, а нижняя челюсть совсем отвисла. – Достаточно уничтожить детище такого мужчины. Он уже никогда не выпрямится.

Тамар захлопнула рот и бросила на своего гостя презрительный взгляд.

– 

Противно каждый раз наступать на одни и те же грабли. Только начнёшь удивляться мужицкой логике, как оказывается, что вся она построена на морском песочке. Где я тебе найду детище этого мальчика? Пошёл вон! – Она схватила веник и стала отхаживать того, которого принимала за мужчину. – Противный спекулянт! – истерично вопила женщина, махая перед собой веником. – Пропади ты пропадом! – взвизгнула она и уставилась на веник, который ни разу не задев никакой преграды, сейчас торчал у гостя в груди. – Если бы у меня было время, – продолжала взбалмошная домохозяйка, прокручивая веник в туловище гостя, – я бы родила ему детёныша, а потом своими руками задушила. Лишь бы удержать его!

– 

Ох! Какие страшные вещи Вы говорите, калбатоно Тамар! – он смотрел на неё взглядом застыдившегося младенца. – Я Вам готов простить и обидное прозвище «мужик» и Ваш «морской песочек». Почему? – отреагировал он на её вопросительный взгляд. – Потому что надеюсь, что до Вашего идеального сознания дойдёт, наконец, то, что я Вам уже говорил: всё, до чего дотрагивается такой человек, для него свято. Не дошло? По-другому: если Леван подарил кому-то жизнь, для него остаётся делом чести оберегать её.