Многочисленные тесты с участием Эллиота и других людей, у которых была повреждена та же область мозга, показали, что такие люди хронически неспособны переживать свое соматическое состояние или знать о нем. То есть сигналы, которые передавал организм – учащенное сердцебиение, повышенное потоотделение, нервная дрожь, встопорщенные волоски на коже, – не поступали в область мозга, которая отвечает за их классификацию и соединяет физио-эмоциональное осознание с другими когнитивными функциями. По словам Дамасио, эти стимулы объединяются и образуют чистое соматическое состояние, которое смещает когнитивную обработку более высокого уровня и влияет на процесс принятия решений.
Именно те аспекты нашего разума, которые мы по большей части воспринимаем как должное, машине оказалось скопировать труднее всего.
Состояние, от которого страдал Эллиот, известно в психиатрии как алекситимия – неспособность распознавать и описывать собственные эмоции2. Она возникает по целому ряду причин, для нее характерны дисфункции эмоционального осознания и межличностных отношений, а также недостаток эмпатии и неспособность различать эмоции других людей3. Кроме того, как показал случай Эллиота, алекситимия также может привести к ошибочной аргументации при расстановке приоритетов и решении, на что нужно обратить внимание.
Эта проблема встречается не только у людей. Многие недостатки искусственного интеллекта объясняются невозможностью понять, куда направить внимание и на чем сосредоточиться. Как показано в этой главе, отсутствие функций, напоминающих эмоции, может оказаться решающим фактором в подобной ситуации.
С самого начала компьютерной эры ученые и исследователи стремились создать искусственный разум, программы, благодаря которым компьютеры могли бы выполнять некоторые когнитивные функции, как люди. Раньше считалось, что это вполне достижимая цель. Ведь машины показали, что способны выполнять огромное количество вычислительных задач быстрее, чем любой человек. Предполагалось, что «обучить» их простым аспектам повседневной жизни будет проще простого. Это было в середине 1950-х годов, и многие сторонники идеи считали, что создать искусственный разум, эквивалентный человеческому, удастся в течение поколения.
Оглядываясь назад, трудно понять, как можно было настолько недооценить весь объем проблем, связанных с достижением этой цели. Сегодня понятно, что сама идея о возможности создать искусственный интеллект за два с половиной десятилетия опередила свое время на несколько поколений. С течением времени количество трудностей увеличивалось. В работе над созданием мыслящей машины на одну скромную победу приходились сотни поражений. Становилась очевидной истинная глубина и сложность разума людей и животных. Даже простейшие задачи, например определить местонахождение чашки и поднять ее, оказались весьма нетривиальными. Именно те аспекты нашего разума, которые мы по большей части воспринимаем как должное, машине оказалось скопировать труднее всего.
Как же все-таки получилось, что столько исключительно умных людей недооценили истинный характер проблемы? По большей части причина крылась в простой эпистемологической истине: мы не знаем о том, чего мы не знаем. Эпистемология – это ветвь философии, изучающая характер и объем знания. Она изучает то, что мы знаем, как мы это знаем, правдиво ли то, что мы знаем и, наконец, каковы пределы знания. В случае с искусственным интеллектом еще слишком многое не было открыто в области естественного разума и сознания. Лишь после того, как человечество узнало намного больше о мозге, причем за счет использования сложных технологий обработки данных и точных методов сканирования, нам удалось достичь того этапа развития науки, на котором появление продвинутого машинного интеллекта стало казаться неизбежным.
Основы искусственного интеллекта были заложены куда раньше, чем многие считают. В эпоху Просвещения в XVII и XVIII веках такие философы, как Декарт, Гоббс и Лейбниц, исследовали природу рационального мышления и пытались формализовать свое понимание явления. Они рассматривали разум как систематический процесс сродни математическим правилам. Лейбниц даже исследовал возможность существования универсального языка рациональных суждений, благодаря которому они приобрели структуру и четкость, как теоремы в геометрии4. Позже эти идеи станут вдохновением и путеводной звездой для зарождающейся сферы искусственного интеллекта.