— Химиотерапия может быть очень утомительной, как морально, так и физически. Именно поэтому приступать к лечению рекомендуется на свежую голову. Постарайтесь как можно меньше переживать и помогайте сами себе.
Было очевидно: прежде чем приступить к химиотерапии, мне следовало расстаться с Жилем. И я приняла решение. Не говоря никому ни слова, я осмотрела несколько домов в окрестностях Пюизо, куда дети ходили в школу и где работал мой врач. На первом этаже дома возле моста через дорогу, как раз напротив бистро, я нашла небольшую квартиру с садом. Подписывая арендный договор, я встретилась с владельцем, и он, узнав о моей болезни, отменил внесение залога:
— Считайте это небольшим вкладом в ваше выздоровление.
Это было щедро с его стороны, поскольку переезд стоил немало денег. Но я могла себе это позволить: семейные пособия почти покрывали арендную плату. У меня было также пособие на отпуск по уходу за ребенком, который я оформила после рождения Марго. В целом, я располагала тысячей евро в месяц, а этого было достаточно. Из Бромея я забрала только стиральную машину и старый буфет, доставшийся мне от отца и принадлежавший еще моей прабабушке. Компьютер я оставила Жилю. Что касается необходимых вещей, то мне помогли друзья. Арендный договор вступал в силу с 1 июня, и я, пока не выселились предыдущие жильцы, поставила холодильник, телевизор, стол и кровати в погреб, а почту распорядилась переправлять на новый адрес.
Оставалось лишь поговорить с детьми и предупредить Жиля, что я и сделала.
— Дети, идите сюда, мне нужно с вами поговорить.
— Что случилось?
— Понимаете, ваши папа и мама больше не любят друг друга так, как раньше. Вы согласны жить со мной в Пюизо? Я нашла квартиру на первом этаже. Она не такая большая, как этот дом, но там есть небольшой сад. И ваша школа рядом.
Мое предложение выглядело несколько неожиданным, но Жюли, Тибольт и Матье были единодушны в своем решении:
— Как скажешь, мама, но мы хотим жить с тобой!
Их связь с отцом, который никогда не находил для детей времени, уже давно была разорвана. Оставалось только сообщить Жилю о нашем переезде.
— Жиль, я ухожу от тебя и забираю детей.
— То есть?
— Я нашла дом в Пюизо и переезжаю.
— Уверена?
— Более чем.
— Чего ты хочешь? Чтобы я помогал тебе по дому?
— Я больше ничего не хочу. Каждый раз происходит одно и то же: мы ругаемся, ты обещаешь помогать мне и в течение недели пытаешься что-то делать, а затем все возвращается на круги своя. Мое терпение закончилось. Хватит!
Об алиментах не было и речи. Дом в Бромее был оформлен на имя Жиля, и он оплачивал все счета: он все-таки получал какие-то деньги благодаря страховке, оформленной его родителями. Я сняла половину денег с нашего общего счета, одиннадцать тысяч евро, и положила по две тысячи евро на счет каждого из детей, а остальное оставила на расходы. Следовало быть предусмотрительной, ведь я не знала, чем все закончится. Я переехала 1 июня, мне помогали друзья.
Через три дня начиналась химиотерапия. Я привыкла сама всем заниматься и была готова к этому.
8
ХИМИОТЕРАПИЯ
Дети нашли переезд необыкновенно интересным: им нравилась мысль о смене обстановки, о жизни в Пюизо рядом с друзьями, и они быстро привыкли к нашему новому дому. Эта квартира была меньше, чем дом в Бромее, но мы очень скоро ко всему приспособились. У нас была гостиная и всего лишь две комнаты. Жюли и Марго поселились в комнате справа, а Тибольт и Матье — в комнате слева, где мы поставили двухэтажную кровать. Б о льшую часть времени дети проводили в гостиной, расположенной между двумя комнатами, и там же они расставили свои игрушки и видеокассеты. Что касается меня, то я не изменяла своим привычкам и спала на диване в гостиной. Мне это ничуть не мешало, скорее наоборот: я не могла уснуть без телевизора, он часто работал всю ночь, и дети к этому привыкли.
В то утро будильник зазвонил в семь часов, и я, как меня учили, приклеила под грудной клеткой пластырь, чтобы сделать этот участок кожи бесчувственным: именно туда через несколько часов должны были вводить лекарство. За мной зашла Розелин, санитарка машины «скорой помощи». Дети уселись в машину вместе с нами. Розелин высадила их возле школы, а мы направились в Фонтенбло, где на девять утра была назначена консультация. Там Розелин припарковалась перед зданием больницы, и мы прошли на третий этаж, в отделение онкологии, где меня поместили в одноместную палату, раскрашенную в яркие цвета. Медсестра ввела в катетер иглу, установила резервуар с препаратом над моей головой и… ушла. Все шесть часов, пока я там лежала, за мной ухаживал чудесный персонал отделения.
Вернувшись вечером домой, я прекрасно себя чувствовала и была готова повторить процедуру на следующий день. Но я узнала и о побочном действии лечения. В течение часа заведующая объясняла мне, в чем именно оно может проявиться. Она упомянула ощущение «ползания мурашек» по рукам и ногам, онемение при контакте с чем-нибудь холодным, тошноту и головокружение. Когда я спросила о потере волос, она заверила, что с этой химиотерапией я не рискую увидеть собственную лысину. И, как выяснилось, сказала правду.
Много забот доставлял холодильник, когда я пыталась взять из него что-нибудь. Кончики пальцев настолько немели, что я не могла ничего удержать в руках и надо было их растирать. Жюли сама доставала мне из холодильника йогурты. Иногда, довольно редко, меня по утрам тошнило. Если не считать этих небольших неприятностей, я возвращалась после химиотерапии, как после приема у терапевта.
К счастью, дома все было хорошо. Учебный год подходил к концу, дети устали, и им не терпелось отправиться на каникулы. С Жюли вообще не было никаких проблем: б о льшую часть времени она проводила за компьютерными играми. Но Тибольт и Матье вели себя очень шумно, и, если не вмешаться, этот шум становился просто невыносимым. Они знали, что я болею, но, видимо, не осознавали этого, ведь выглядела я отлично, и постоянно донимали меня. Время от времени моя подруга Жислен забирала Тибольта на день-два к себе, чтобы я могла немного передохнуть. В конце июня Тибольт захотел увидеть отца, к которому был привязан больше других детей. Я позвонила Жилю, и он согласился взять их всех на выходные. Жюли вернулась не очень довольная, но мальчишкам, я думаю, эта встреча пошла на пользу.
В середине июля двое старших детей поехали на две недели к морю, в летний лагерь в Бретани. Матье проводил много времени у Сесилии, дома царили тишина и покой. Это было как нельзя кстати, поскольку именно тогда у меня начались боли внизу спины. Боль все усиливалась, по утрам я с трудом вставала с постели. В течение дня почки продолжали напоминать о себе, не позволяя мне жить привычной жизнью. Карим посоветовал обратиться к онкологу, который назначил мне сцинтиграфию, рентген легких и ядерно-магнитную резонансную томографию поясничного отдела позвоночника. На следующий день доктор Пико вызвал меня к себе в кабинет:
— Мадам Мезоннио, обследование обнаружило метастазы в позвоночнике.
— Что такое мегастазы?
— Не мегастазы, а метастазы. Опухоль распространяется. Ваш второй позвонок — как балка, съедаемая термитами: внешне он кажется нетронутым, но болезнь подтачивает его изнутри. Если это продлится, позвонок может не выдержать.
— Что можно сделать?
— Нужно укрепить позвонок с помощью радиотерапии.
— Это что?
— Лечение с помощью лучей для укрепления костей и позвонка в частности.
— Как долго продлится лечение?
— Мы начнем с десяти сеансов.
— Это больно?
— Это абсолютно безболезненно.
— Хорошо.
Я понимала, что рак распространяется, но была настроена оптимистично: в конце концов, химиотерапия еще не закончена. У меня будет время поволноваться, если дальнейшее лечение не даст результатов…
Практические детали значили для меня гораздо больше. В отличие от сеансов химиотерапии, радиотерапия проходила быстро: через три минуты сеанс был окончен. Мне требовалось гораздо больше времени, чтобы добраться до поликлиники в Мелуне, где проходило лечение: для этого нужно было проехать сорок пять километров. Дорога туда занимала у меня около часа, и столько же обратно, а ездила я каждый день, кроме выходных, в течение двух недель. В начале августа дома были только Матье и Марго: Жюли, как и каждый год, отправилась к своей крестной, Тибольт — к крестному, в Аверн. После первого сеанса я не почувствовала никакого облегчения, спина все так же болела. После второго я хотела прекратить лечение, но врачи посоветовали мне быть благоразумной.