— Мадам Мезоннио, наберитесь терпения. Вы почувствуете результат только после пятого или шестого сеанса.
И снова мне сказали правду. Неделю спустя я чувствовала себя лучше. После десятого сеанса я уже могла заниматься уборкой, самостоятельно обуваться и даже брать на руки Марго, которая была еще маленькой и, в отличие от Жюли, с удовольствием устраивалась у меня на коленях. Боль прошла. Я была в восторге. Но к сожалению, облегчение было кратковременным. Чтобы убедиться, что все идет хорошо, доктор Пико направил меня на ядерно-магнитную резонансную томографию печени, а также компьютерную томографию. Результат нас разочаровал.
— Мадам Мезоннио, к сожалению, опухоль не уменьшилась.
— Что это значит?
— Химиотерапия не дала результатов.
Это известие сразило меня наповал. В течение двух месяцев, два раза в неделю я приезжала в больницу — и все зря… Чувствуя, как комок встал в горле, я все же попыталась не поддаться унынию.
— И что делать?
Очевидно, врачи из Парижа решили, что продолжать эту химиотерапию бессмысленно, и назначили мне еще одну, «немного другую», как выразился доктор Пико.
— Это лечение более сильное, чем предыдущее, — сказал он.
— И?
— Вы быстрее ощутите результаты лечения. Возможно, вы почувствуете себя уставшей, а также рискуете…
— Потерять волосы?
— Скорее всего, да.
— Я все так же буду приезжать два раза в неделю?
— Нет, вместо двух сеансов в неделю мы перейдем к трем процедурам каждые две недели. Но теперь вы не сможете возвращаться вечером домой, в этот раз вы будете госпитализированы.
«Немного другая»? Лечение было совершенно иное! Но в конце концов, если на кону стояло выздоровление, это того стоило.
— У меня нет выбора, доктор, я согласна.
Предстояло уладить все вопросы с моим маленьким племенем. Мне нужно было найти кого-то, с кем можно было бы оставлять детей на три дня моего отсутствия. Что касается Жюли и Матье, это достаточно просто: они будут у Сесилии. Но я ничего не могла придумать относительно Тибольта и Марго, причем последняя требовала особого внимания. Мелинда, дочь мэра Бромея, которая работала няней, предложила забирать детей к себе в случае необходимости. Когда я позвонила ей, она тут же согласилась заниматься ими в те дни, когда я буду в больнице.
У детей известие о моей новой схеме лечения не вызвало особого энтузиазма, но они хорошо отреагировали на сообщение о том, что будут ночевать у Сесилии и Мелинды, — они поняли, что так нужно. Я не скрывала от них неудачи первой химиотерапии, но оставалась оптимистично настроенной. Дети сделали вывод, что выздоровление их мамы займет чуть больше времени, чем предполагалось ранее, и безропотно повиновались, как обычно и делали. Единственная проблема заключалась в том, что у Мелинды не было возможности оставлять их у себя на ночь. Ситуацию разрешил Союз борьбы с раком, представляя мое дело в суде согласно защите прав матери и ребенка. Я знала о существовании Союза с самого начала болезни. В больнице Фонтенбло в начале июня меня навестила Иветта — энергичная, внимательная женщина. Она рассказала мне об этой организации и проведывала меня каждый раз, когда приезжала в отделение онкологии. Она непременно интересовалась, чем они могут помочь мне. Когда я рассказала о своей тревоге относительно присмотра за детьми, она сделала несколько телефонных звонков, и два дня спустя проблема была решена.
Второй этап моего лечения начался в среду в начале августа. Программа была разработана хорошо. Первый день лечения был посвящен гидратации: в течение всего дня с помощью перфузионной установки в мои почки вводили воду. Я могла вставать благодаря аппарату «Медор», следовавшему за мной, как собака. И это хорошо, так как я бегала в туалет по пятнадцать раз в день. На второй день медсестра начала с того, что ввела лекарство, действие которого было направлено на предупреждение побочных эффектов. На третий день меня оставили в больнице для обследования. Меня отпустили во второй половине дня, около четырех часов, снабдив «бутылкой с соской». Это была наполненная газом емкость размером с детскую бутылку с соской, которую закрепили вокруг моей шеи и которая свисала на живот, в течение пятнадцати часов медленно вводя лекарство в мое тело. Медсестра пришла домой в воскресенье утром, чтобы снять ее. После этих сеансов я отлично себя чувствовала, не было никаких особенных симптомов, вот только усталость… Я знала, что такое физическая и что такое моральная усталость, но эта усталость было абсолютно новой для меня. Она охватывала меня, не давая возможности сопротивляться. В глазах пекло, и если я, надеясь на облегчение, закрывала их на две-три секунды, моя голова тотчас откидывалась назад и я погружалась в сон. У меня было лишь одно желание: проспать все выходные. Жюли и Матье могли остаться у Сесилии, но Мелинда приводила Тибольта и Марго в пятницу вечером. На выходных смену принимала Жислен, чтобы я могла отдохнуть. Со мной была только Марго, иногда оставался Тибольт: старший сын всегда был привязан ко мне больше остальных детей и плохо переносил разлуку. Я забирала детей в воскресенье, во второй половине дня, как следует отдохнув. Для них это все казалось немного странным, но они не жаловались. Более того, они привыкли ночевать у друзей.
Август прошел очень быстро. В сентябре дети отправились в школу: Жюли в шестой класс, Тибольт в СЕ2 класс, Матье — в старшую группу детского сада. Что касается Марго, то я устроила ее в ясли на два дня в неделю. Химиотерапия продолжалась. Она была все такой же утомляющей, но я уже привыкла. Я потеряла много волос. Во время первого курса лечения они были средней длины. Я обрезала их в начале второго этапа, тогда они были очень густыми. Постепенно я стала замечать, что с каждым мытьем теряю около горсти волос. Тогда я решила мыть голову раз в неделю и аккуратно промокала волосы полотенцем, вместо того чтобы тереть. В конце концов я отправила расческу в изгнание… Я была очень внимательна к себе, поскольку боялась обзавестись проплешинами. Мне повезло: за два месяца я утратила только объем, что оказалось совсем нестрашно, поскольку волос у меня было много. Потом они начали отрастать. Я не сомневалась, что скоро наступит выздоровление.
9
ЧЕРНАЯ ПЯТНИЦА
После двух месяцев лечения и пяти госпитализаций, из которых состоял второй курс химиотерапии, доктор Пико снова назначил мне компьютерную томографию. В тот день, в пятницу, 24 октября, я не могла дожидаться результатов: мне нужно было попасть домой, до того как из школы вернутся дети.
В понедельник, не испытывая особого беспокойства, я позвонила доктору Пико, чтобы узнать новости. Он был немногословен:
— Вам нужно ехать в Сальпетриер к профессору Веллану.
В следующую пятницу за мной приехала машина «скорой помощи». Сначала меня высадили возле больницы Фонтенбло, где я забрала результаты томографии, которые следовало показать профессору Веллану. Мне вручили большую папку, на которой черными чернилами было напечатано мое имя: «Мари-Лора Мезоннио». Сидя на переднем сиденье машины, я смотрела на дорогу и не могла думать ни о чем другом, кроме как о результатах обследования. Я прошла два курса химиотерапии, первый из которых был неудачным, и хотела знать, как обстоят дела со вторым. Не выдержав, я просмотрела содержимое папки. В ней находилась пачка огромных листов и снимков, в которых я ничего не понимала. А потом из нее выпал небольшой белый конверт. Нам предстояло ехать еще час, и я сомневалась в том, что смогу дождаться прибытия в Сальпетриер, чтобы узнать, что в нем содержится. Меня волновало то обстоятельство, что конверт был запечатан. Я взглянула на Жоэль, своего шофера. Обычно меня сопровождала Розелин. Я плохо знала Жоэль и сомневалась, стоит ли говорить о том, что меня беспокоило, но не могла больше молчать.