Мария Александровна легко взбежала на второй этаж и подала дежурному офицеру визитную карточку.
- "Вдова действительного статского советника Мария Ульянова", прочитал офицер и, откозыряв, проскользнул за дубовую дверь. - Пожалуйста, не задерживайте его превосходительство, - предупредил офицер, распахнув дверь в кабинет.
- Ваше превосходительство, - обратилась Мария Александровна к генералу, - только очень спешное дело заставило меня еще раз беспокоить вас. Вы были столь любезны и разрешили мне следовать в ссылку за моим сыном Владимиром Ульяновым. Но ему приказано выехать из Петербурга сегодня, и для меня это было полной неожиданностью, я не собралась и не купила в дорогу самое неообходимое. - Она протянула прошение.
Сановник взял двумя пальцами бумагу, пробежал ее глазами и вздохнул, раздумывая.
- Ваше превосходительство, только три дня! - умоляюще воскликнула Мария Александровна.
- Хорошо, хорошо, - с раздражением ответил генерал и, передав стоявшему рядом адъютанту прошение, продиктовал: - "Ввиду отъезда с матерью, разрешить. Упомянуть об этом в бумаге градоначальнику".
Подписывая резолюцию, генерал ворчливо заметил:
- Напрасно, напрасно в ваши годы вы отправляетесь в Сибирь. Не советовал бы. Пусть сын сам несет наказание за содеянное, не стоит баловать.
- Сердечно благодарю, ваше превосходительство, - ответила Мария Александровна, думая о своем.
Владимир Ильич, едва взглянув на мать, по ее сияющим глазам понял, что разрешение получено. Три дня в Питере. Это победа, можно многое успеть, протянуть ниточки связей в далекую Сибирь, успеть поспорить, отстоять принципы, посмотреть на молодых, которым суждено продолжать их общее дело здесь, в Питере.
Владимир Ильич бережно усадил мать в санки, пристегнул полость.
- Сегодняшний вечер мы проведем вместе? - спросила мать.
- Мамочка, - шепнул Владимир Ильич, - мне необходимо сегодня же повидаться с товарищами, и мне удобнее сойти по дороге. Если филеры и следят за мной, то дежурят возле дома, а не ждут меня здесь, у полицейского департамента.
Мария Александровна подавила вздох:
- Делай как лучше, тебе виднее. Только очень прошу, не задерживайся слишком поздно. Мы с Аней будем тебя ждать. Ты ведь и пообедать как следует не успел.
Снежная пыль мела в лицо, санки переваливались по ухабам, темнело, один за другим зажигались газовые фонари, и вокруг них роились тучи белых комаров-снежинок, загорались фонари у подъездов домов, в их свете искрились инеем гранитные цоколи. Невский выглядел торжественно и празднично в сияющем фейерверке снегов.
Поворачивая на Садовую, извозчик чуть придержал лошадей. Владимир Ильич прижал к губам руку матери, откинул полость и соскочил с подножки. Мария Александровна следила, как ее сын, подняв воротник пальто, словно растворился в косматой метелице...
500 РУБЛЕЙ
- Вы являетесь членом преступного сообщества, возмущаете умы рабочих. У вас, неимущего студента, обнаружено пятьсот рублей, - перечисляет следователь "преступления" студента Московского университета Дмитрия Ильича Ульянова.
Дмитрий Ильич молчит.
- Сознайтесь, на какие преступные цели и от кого вы получили эти деньги? - продолжает допытывать следователь.
Дмитрий Ильич молчит.
Да, он действительно состоит в тайном студенческом марксистском кружке, ведет занятия с рабочими на заводе Гужона, разъясняет им, кто повинен в их тяжкой доле, организует их на борьбу за свои права, за свободу. Даже состав членов кружка лежит перед следователем, записанный в студенческой тетради Дмитрия Ильича. Но фамилии записаны невидимыми чернилами между строчек лекции по анатомии. А пятьсот рублей студенты и рабочие собрали на организацию подпольной типографии. Утратить эти деньги нельзя. Типография должна действовать. А как их спасти, когда они уже в руках полиции?
- Кто вам дал эти деньги? - уже кричит следователь.
Дмитрий Ильич молчит и будет молчать до тех пор, пока не придумает выход из положения.
Взбешенный следователь велит увести заключенного в камеру. Не сегодня, так завтра он заставит заговорить этого студента, заставит сознаться.
"Надо написать письмо маме, - решает Дмитрий Ильич, - она выручит". Письмо будет тщательно просматриваться в тюремной канцелярии. Его надо зашифровать. Как же мама узнает, что письмо содержит шифр?
Подумав, Дмитрий Ильич садится за письмо. Пишет долго, много, пишет все, что приходит в голову. Следит только за тем, в каком слове сделать грамматическую ошибку. "Нелегко писать с ошибками! Просто невероятно трудно", - усмехается про себя Дмитрий Ильич.
Письмо послано.
Теперь он уверен, что мама выручит.
..."Что за странное письмо?" - перелистывает Мария Александровна исписанные листки. Две бессонные ночи провела она после ареста Мити - и вот это письмо. О чем только он не пишет: и о сердечных болезнях - это то, что они проходят сейчас на медицинском факультете, и воспоминания из детства, и о корове Красавке. Подробно излагает содержание книги Жюля Верна "Дети капитана Гранта". Огромное письмо, а о себе только в конце сообщает, что здоров и надеется скоро быть дома. Пишет словно не из тюрьмы, а с прогулки во время каникул. И так много ошибок, это непохоже на Митю, с огорчением думает Мария Александровна. Уж не заболел ли он? Что за нелепая фраза:
Ву
глу м ышь седит на мення глядит!
Бяда!
Мария Александровна подчеркивает ошибки, всматривается в слова и вдруг видит, что из ошибок составилось: "В углу мышь седит на мення глядит. Бяда!" "У меня..." Письмо, видно, не простое, а шифрованное.
Мария Александровна тщательно выписывает ошибки и читает подчеркнутые ею буквы. Получилось новое письмо:
"У меня отобрали пятьсот рублей. Три ассигнации по сто, четыре по пятьдесят. Предупреди Марка, что эти деньги он дал мне на обзаведение хозяйством. Пусть получит обратно".
Мария Александровна поспешно одевается и едет к Марку Тимофеевичу.
...На третий день следователь вырвал "признание" у арестованного. Дмитрий Ильич сообщил, что деньги его личные и что он получил их взаймы от мужа сестры Марка Тимофеевича Елизарова. "Признался", - сердце сжалось. А что, если мама не сумела раскрыть шифр или письмо задержали в тюремной канцелярии?
Следователь вызвал Елизарова.
- Какими средствами располагает Дмитрий Ульянов? - спросил он.
- Какие средства могут быть у студента? Никаких... - Марк Тимофеевич пожал плечами.
- Так-с, никаких, - обрадовался следователь. - Вот это нам и нужно было знать.
- Поэтому я и ссудил Дмитрию Ульянову пятьсот рублей на обзаведение хозяйством. Он студент четвертого курса. Я полагал, что он кончит университет, станет работать врачом и вернет мне деньги.
- Ульянов из университета исключен, - отрезал следователь.
- Значит, зря я ему давал, - вздохнул Елизаров. - Он, наверно, успел их истратить?
- Нет, - ответил следователь, - деньги отобраны при обыске.
- Тогда прошу вернуть их мне.
- А не помните ли вы, сколько ассигнаций вы ему дали, какого достоинства?
- Три ассигнации по сто рублей и четыре по пятьдесят, - отвечает Марк Тимофеевич, вспомнив записку, переданную ему Марией Александровной.
- Совершенно верно, - вздыхает следователь. - За получением их обратитесь в тюремную кассу.
ЦВЕТЫ В КАМЕРЕ
Мария Ильинична, сцепив руки за спиной, ходит по камере, отсчитывает тысячу утренних шагов. В последнем письме мама просила не засиживаться за вязанием, спрашивала, сколько шагов в длину ее камера, и очень просила побольше маршировать.
- Восемьсот двадцать... восемьсот тридцать... - отсчитывает Мария Ильинична шаги десятками. Отсчитывает и знает, что мама недаром спрашивала, сколько шагов в камере.
Она тоже утром делает тысячу шагов по комнате, занимается гимнастикой, делает холодные обтирания, чтобы сохранить силы, которые так нужны ее детям. Милая мамочка! С какой готовностью она пошла бы в тюрьму вместо каждого из своих детей, так же, как добровольно решила идти в ссылку с ней, дочерью.