— Чего? А я тут при чём? Если ты снова про обещание, то…
— Да нет же! — напряжение всё-таки выплеснулось наружу: Оля порывисто поднялась со скамейки, зашагала взад-вперёд по мокрой площадке. Джинсы пропитались водой насквозь, но она почти не чувствовала, охваченная нездоровым волнением. — Чёрт, хватит! Слушай, неужели ты думал, что я не замечу? Что никто из нас не заметит?
— Да о чём ты, блин? Я тебя не понимаю!
— Обо всём! Ты всю последнюю неделю сам не свой. И без того вечно в стороне, а сейчас вообще будто испаряешься. На вопросы отвечаешь невпопад, пропускаешь олимпиадные занятия… Блин, ты — ты! — чуть пару по матишу не получил, это ненормально, для тебя так точно! Никитос говорил, что на олимпиадках творится то же самое, да и я заметила, так что спрошу прямо: что у тебя случилось?
Оставаться тактичной не получилось. Оля вывалила всё на одном дыхании и с каждым словом всё сильнее боялась: сейчас одноклассник перебьёт её, насмешливо фыркнет, спросит «ты с дуба рухнула?». Сделает вид, что не понимает, и она со своими подозрениями будет выглядеть глупо. Да она и без того выглядела. Но что-то же и вправду шло не так! Он был скрытным и замкнутым, но с оценками у него, сколько Оля помнила, проблем не было никогда.
Если они начались — значит, что-то случилось. И, узнав о близости Женьки ко всякому сверхъестественному, она не могла не заподозрить худшего. Да и выглядеть он в последнее время стал странно. В те редкие дни, когда Оля с ним сталкивалась, она замечала, что одноклассник ещё сильнее похудел и как будто осунулся, а взгляд у него стал каким-то затравленным. Раньше такого не было.
И экскурсия, случившаяся больше месяца назад, здесь была не при чём: всё началось недавно, не раньше пары недель как. Примерно тогда он и начал от неё скрываться.
— Ну? — Оля опустилась обратно на скамейку и выжидающе уставилась на Женьку, явно обескураженного подобным поворотом. Что ж, по крайней мере, он не стал отрицать, что происходит неладное.
Какое-то время тот молчал. Всё так же сидел на корточках на мокром песке (ещё один не жалеет штанов), смотрел куда-то сквозь неё и ожесточённо кусал губу. Оля не могла понять, о чём он думает, но, судя по выражению лица, разом ставшему отстранённым и тревожным, могла догадываться. Ни о чём хорошем.
Повисло тягостное, неприятное молчание.
— Слушай, — когда он наконец нарушил тишину, его голос звучал хрипло, как у очень уставшего взрослого, — слушай, а давай ты просто не будешь лезть в дела, которые тебя не касаются? Это… немного не та история, в которую стоит посвящать посторонних.
Он поднялся с колен, рассеянно отряхнул с джинсов песок и молча развернулся в противоположную от Оли сторону. Она хотела было возразить — и не смогла найти нужные слова. Что-то в тоне одноклассника сказало ей: ничего он больше не расскажет. Хоть в лепёшку разбейся.
— И держись подальше от всякой паранормальщины. Целее будешь, — посоветовал напоследок Женька и быстро зашагал прочь.
На этот раз Оля не решилась идти следом.
========== Часть 3 ==========
Родители уехали вечером, когда Оля уже давно была дома. Промокшие джинсы висели на батарее, а сама она залипала в видео на Ютубе, пока мама суетливо носилась по всей квартире в поисках какой-то невероятно нужной для отдыха фигни, а отец заканчивал утрамбовывать вещи в чемодан. Оля, наблюдая за ними, тихо радовалась, что отказалась от поездки.
Родителям не повезло с отпуском: дали только в конце октября. Так что всё лето она просидела дома, лишь изредка выбираясь погулять со знакомыми, а теперь, когда они наконец-то смогли купить путёвку, у неё были уроки. К тому же — конец четверти, сплошные контрольные. Куда тут уезжать…
Оле и самой не хотелось. Со времён памятной экскурсии она начала относиться к долгим поездкам с подозрением. Поэтому, когда мама предложила перенести отдых на каникулы, она с лёгким сердцем отказалась. Пусть едут сами: отдыхают, загорают, смакуют местную кухню. А Оля останется дома.
— Вот теперь всё, выходим, — оповестила мама из коридора. — Оль, попрощайся хоть!
От родителей пахло свежими духами и неповторимым запахом путешествий. Оля обняла их на прощанье и закрыла входную дверь, оставаясь наедине с собственными мыслями.
Скучать она не планировала. Завтра же позовёт Стаську и, возможно, Машу из соседней школы, они притащат пижамы и вечерком усядутся перед телевизором смотреть сериалы и обжираться мороженым, забив на всё. Будут красить друг другу ногти и делиться свежими историями. И никаких чудовищ, никаких странностей и навязчивых идей, никаких загадочных историй и хищных экскурсионных автобусов.
Она устроит свой собственный отдых, который начнётся сегодня. Если Женька отказался рассказывать, что происходит, — пусть справляется сам.
Но нехороший червячок тревоги продолжал подтачивать Олю изнутри.
Когда зазвонил телефон, было уже поздно: она успела досмотреть новый выпуск любимого блога, присмотреть на завтра вкусную пиццу и сточить половину шоколадки и теперь кайфовала, откинувшись на спинку кресла и слушая музыку. В кои-то веки — без наушников.
И тут — звонок. Почти в полночь, совершенно неожиданный. От кого? Родители, что ли, попали в переделку в аэропорту и хотят сообщить об этом дочери? Нет. Номер оказался незнакомым. Значит, наверное, спамщики — хотя кто в такое время будет звонить с рекламой?
— Слушаю, — она всё-таки взяла трубку, ожидая услышать радостный голос телефонного бота.
Вместо бота в трубке что-то зашуршало и вздохнуло, и Оля вновь ощутила в груди неясную тревогу. Это ещё кто?
Может, всё-таки родители? Мало ли, потеряли по дороге телефон, купили новую симку и звонят… да нет, вряд ли. У них же два телефона на двоих, верно?
— Оль? Это я, — знакомый голос. Искажённый помехами, звучащий неожиданно сбивчиво и путано, будто говоривший не вполне владел языком — но знакомый. — Извини, что так поздно, и… ты всё ещё хочешь поговорить?
Женька?! С чего его вдруг дёрнуло звонить ей ближе к полуночи, особенно после всего, что он наговорил днём? Да и вообще — откуда у него Олин номер?
Вопросов было больше, чем ответов. Это напрягало. Только сегодня он был уверен, что ей лучше не знать, что происходит, и всячески от неё открещивался. Что изменилось?
— Ты же сказал мне держаться подальше от паранормальщины, — не удержалась Оля, хотя для подколок явно было не время. Судя по тону одноклассника, случилось что-то серьёзное.
В трубке закашлялись и неопределённо хмыкнули — то ли смущённо, то ли задумчиво.
— Сказал, да. Ну… может, и ошибался. Прости за сегодня, я просто сам не уверен, что тебе это всё нужно. Поэтому и спрашиваю.
— Что-то важное? — уточнила Оля, чувствуя, как гулко и тревожно бухнуло сердце в груди. Это точно тот Женька, которого она знала? Всегда уверенный, всегда на шаг впереди остальных, постоянно себе на уме. Откуда это сомнение в голосе?
— Очень, — ответила трубка. И после короткой паузы заговорила снова — быстро, на одном дыхании: — Короче, если ты действительно этого хочешь, в чём я сомневаюсь, приходи… на ту площадку, где мы сегодня виделись. Если надо, карту скину.
— Что, прямо сейчас?
— Да. Слушай, я знаю, что поздно и тебе может быть не до того, но… если ты можешь… просто приходи. Пожалуйста.
Голос в трубке дрогнул и умолк. Не знай Оля Женьку, решила бы, что он до чёртиков напуган. Кажется, что-то и впрямь случилось. Что-то непоправимо плохое. Нездоровая взбудораженность в голосе, внезапный поздний звонок… нет, она не могла оставить это просто так.
Похоже, девичник выходного дня накрывался медным тазом. Если её снова втянут в какую-то жуткую историю, им всем будет не до того.
Ты сошла с ума, говорила себе Оля, пока бегала по квартире в поисках сухих штанов и тёплого свитера: ночи становились всё холоднее, и лужи замерзали по утрам. Ты точно поехала крышей. Мало было одного раза, когда вы все чуть не умерли, — ты лезешь во второй?