— Добрый вечер, — Оля попыталась изобразить приветливую улыбку. — То есть… день. Добрый день.
— А… да, привет, мам. Это… Оля, я хотел вас познакомить, — выдавил Женька, и по его голосу стало понятно: всё идёт не совсем хорошо.
— А, вот оно что! — Марина наконец отпустила сына, и тот поспешно сделал шаг назад, будто стремился найти укрытие. Нет, всё-таки притворяться получалось не очень.
Оставалось надеяться, что она не заметит.
— Твоя девушка, да? — хитро прищурилась тем временем Марина, оглядев Олю с головы до ног. — А папа знает?
На этот раз тот решил не вступать в разговор и просто молча кивнул. Женщина просияла.
— Ну вот и славно. Раз такое дело, переодевайтесь и пойдёмте-ка на кухню! У меня тут как раз суп готов. Поедите заодно.
Пока они снимали куртки и ботинки — нарочито неторопливо, чтобы казаться внутренне спокойными и не привлечь лишних подозрений — женщина продолжала стоять в коридоре, буравить их взглядом и улыбаться. От этой улыбки, неестественно приветливой, становилось не по себе даже Оле. А что ощущал Женька, она могла только догадываться.
Как только они зашли в ванную помыть руки, тот быстро закрыл дверь и завесил щеколду. И лишь тогда позволил себе выдохнуть и привалиться к ближайшей стене.
— Это просто кошмар. Она намного реальнее, чем когда я уходил. Прямо как живая. Оно как будто учится.
— Я на мгновение даже поверила, что это и правда твоя мама, — тихо произнесла Оля, включая воду, чтобы их разговора не было слышно снаружи. — Слушай, а ты… точно сможешь? Выглядишь просто ужасно.
Женька рассеянно кивнул и отлепился от стены. Отодвинул Олю от раковины, плеснул в лицо холодной водой.
— У меня выбора нет, помнишь? — наконец произнёс он. — Всё равно сюда пришлось бы возвращаться. Рано или поздно.
И добавил, уже громче:
— Полотенце? А, вот оно, этим можно вытирать руки. А то лучше не трогай, в него папа обычно заворачивается, когда выходит из душа.
Умно, оценила Оля. Она бы не додумалась.
На кухне их встретили две тарелки, наполненные аппетитным с виду золотистым супом, и всё так же радостно улыбающаяся Марина. Она как будто ещё сильнее посвежела с момента их прихода. В противовес Женьке, который снова начал выглядеть, как будто не спал неделю и столько же времени не ел.
— О, а я тут вам подарок принесла, — как бы между делом вставила Оля, стараясь, чтобы голос звучал максимально естественно. Вроде получилось: женщина расцвела на глазах и всплеснула руками. Слишком восторженно, чтобы в её искренность верилось всерьёз.
— Правда? Как славно… а что за подарок, можно посмотреть? Ой, кексики! Как вы догадались, что я люблю шоколадные?
Со стороны — ничего особенного, обычное натянутое радушие матери, чей сын впервые привёл домой девушку. Но Оля почувствовала это: лёгкую, едва уловимую фальшь в голосе Марины. Её оказалось достаточно, чтобы спина вновь покрылась испариной.
Не раскисать. Улыбаться и делать вид, что всё хорошо. И помнить: ничего им не грозит, а перед ними стоит обычная женщина.
Видит бог, не узнай она всю историю от Женьки, решила бы, что так и есть.
— Съедим с чаем, — объявила Марина и поставила коробку с шоколадными кексами на тумбу. — Но сначала первое, хорошо? Не пропадать же супу.
К первому прикасаться совершенно не хотелось. Кто знает, что она туда намешала? Может, тварь решила действовать на опережение и заблаговременно приправила еду отравой. И до кексиков не дойдёт: они лягут прямо здесь. Оба.
Да нет. Вряд ли. В конце концов, Женькин папа тоже это ел — и с ним ничего не случилось. И оно не глупое. Потенциальную еду травить не станет.
— Надо есть, — одними губами прошептала Оля. И, прежде чем Женька успел возразить, зачерпнула полную ложку супа и поднесла ко рту.
Суп как суп. Ничего странного или необычного, даже не пересоленный. Её собственная мама готовила такой сотни раз — золотистый, куриный, с вермишелью. На удивление вкусный: Оля забыла позавтракать и сама не заметила, как выхлебала почти полную тарелку.
Марина сидела напротив, смотрела на них и улыбалась. От её пристального взгляда по-прежнему становилось не по себе и кусок не шёл в горло. Поэтому Оля старалась не смотреть на их будущую жертву. То есть — на Женькину маму. Просто маму, которую он сегодня знакомит со своей избранницей.
— И как же вы познакомились? — наконец нарушила тишину Марина. Вопрос был самый обычный: настолько же обычный, насколько и всё остальное, кроме разве что её излишне цепкого, настороженного взгляда. Его не могла скрыть даже приветливая улыбка.
— А… — дёрнулся было Женька, едва не перевернув тарелку, но Оля постаралась прийти ему на помощь.
Она сама не ожидала от себя непринуждённой артистичности, с которой вдруг заговорила.
— Так в школе же, — Оля неловко засмеялась, как если бы напротив сидела настоящая мама. — Одноклассники мы. А общаться начали после экскурсии в сентябре. Мы там наткнулись на один… очень интересный экспонат.
Ну надо же, даже почти не наврала. Разве что при упоминании экспоната едва сдержалась, чтобы не фыркнуть, а Женька сбоку закашлялся и с грохотом уронил в тарелку ложку.
— Ага, так и было, — поддержал он уже более уверенно. — Космический музей в Москве. Знаешь такой?
Марина часто закивала: точь-в-точь человек, который хочет поддержать беседу и пытается выглядеть более заинтересованным, чем на самом деле.
— Да-да, знаю, конечно! И как экскурсия, понравилась?
— Очень, — почти синхронно ответили оба и заговорщически переглянулись.
Обстановка начинала понемногу разряжаться.
Суп они с грехом пополам доели. Марина поставила чайник, разлила по милым фарфоровым чашечкам крепкую заварку. Оля потянулась к коробке с кексами.
— Давайте я накрою, — непринуждённо предложила она, и Женькина мать — то, что казалось ею — снова кивнула. Как китайский болванчик, пришла в голову аналогия из книги. Чуть что — кивает.
Оля прекрасно помнила, который из кексов помечен красным. Тот самый. Ядовитый. Тот, что закончит начатое девять лет назад и вернёт так некстати ожившую Марину обратно в могилу, наконец позволив ей упокоиться.
Операция подходила к концу: «сердце матери» легло в старое, советское ещё блюдце с золотистой каймой. Себе и Женьке она тоже положила по кексу — чтобы не привлекать подозрений.
— Четвёртый я испекла вашему мужу, — максимально приветливо пояснила Оля. Марина, едва не столкнувшись с ней на маленькой кухне, осторожно расставляла на столе чашки.
— Я передам ему от тебя привет, Валеч… ой, то есть Олечка, прости, — рассмеялась женщина. — Думаю, ему понравится. Дима любит сладкое.
Поднося кекс ко рту, Оля вновь ощутила неуверенность. Что, если они перепутали сладости, и отраву съест не та, что нужно? А вдруг Марина поменяла кексы местами, пока она на миг отвернулась? Да нет. Не должна была. Женька всё время наблюдал за «сердцем матери» во все глаза.
Она тихонько толкнула его ногой под столом: всё хорошо, мол. И ощутила, как тот в ответ сжал её предплечье. А потом они оба уставились на мать, уже не думая, что их напряжённый вид может показаться ей подозрительным.
Марина откусила «сердце матери». И ещё раз. И ещё.
Оля затаила дыхание. В наступившей тишине она слышала, как ухает в грудной клетке непослушное сердце.
— Вкусно, — просияла женщина и вновь довольно улыбнулась. — Уже и не вспомню, когда я в последний раз такие ела… лет девять назад, видимо, да?
Олю как током ударило. Что-то в последних словах Марины звучало настолько неестественно, настолько неправильно, что всё внутри неё разом завопило: что-то идёт не так! Надо бежать!
Похоже, Женька тоже это заметил: дёрнул её за рукав и сделал страшные глаза.