Выбрать главу

– Ты сама сказала, что это справедливо, – тихо ответила Лаана.

Мать отшатнулась так, словно ее ударили.

– Прав был Птица. Зря я тебе это рассказала. Надеюсь, хотя бы твоему товарищу не все равно, что будет с тобой и с ним спустя несколько месяцев.

Она резко встала и ушла, присоединившись к другим хранителям. Те слушали Глаз Гор. Он короткими отрывистыми фразами передавал, что происходит где-то далеко с Саттаро и людьми, нанятыми, чтобы его убить.

В голове не укладывалось, как можно верить кому-то вроде этого серокожего существа. Особенно после того, что творил его братец. Никак же не проверишь, вдруг он водит всех за нос! Однако хранитель всерьез обсуждали, не следует ли прервать ночевку и помчаться за врагом прямо сейчас, когда на небе из-за дымки и звезд не видно.

Скорее бы вернуться к отцу. А все эти проклятые погони, спасения мира и прочие нелепицы – пусть ими занимается кто-то другой.

Все это не для нее.

6. Хранитель

Все дни после побега из обители были плохими, но самым отвратительным — последний. Эртанд смотрел в костер, не видя его, и думал о том, как же болят ноги. Странное дело — вроде бы они отдыхали уже пару часов, а ныть так и не перестали. Сил не хватало и на то, чтобы просто пошевелиться. Словно из тела выкачали все: кровь, кости, мысли, чувства. В пустой оболочке оставалась только боль.

В отличие от него Ярхе и Турн держались хорошо. Жилистый шерд переносил дорогу вроде бы легко, во всяком случае, кислое выражение на его лице было все тем же. На каменщике целая ночь и еще полдня карабкания по горам тоже почти никак не отразились. Казалось, он больше притомился после драки на постоялом дворе, чем от ходьбы.

Подаренные татуировками сила и скорость имели свою цену. Турн после стычки даже как будто схуднул и все больше молчал, экономя силы на случай, если хранителей настигнет погоня из того селения, где находился постоялый двор.

Была ли вообще эта погоня, они так и не узнали. К счастью, Забвение отыскал щель в горе, где им удалось схорониться и переждать, пока не наступит рассвет.

Хорошенько подумав, Эртанд решил, что будет звать бывшего раба Саттаро, а не Забвением. Если это имя действительно переводилось как «спаситель», оно ему прекрасно подходило.

Найденное Саттаро место оказалось удобным для временного лагеря: от деревни далеко, уступ над путем у подножия горы зарос по краям кустарником, сухих веток которого хватило для разжигания костра, а несколько валунов скрывали трещину и отдыхающих возле нее мужчин от чужих глаз.

Два хранителя напротив зашевелились. Только благодаря этому Эртанд вспомнил, что пора переворачивать прутики с насаженными на них тушками ящериц. Тяжеловоза пришлось бросить в деревне, как и часть поклажи. Если бы не ловкость Ярхе, сейчас бы они обедали сухарями и мутноватой водой из ручья, которая к тому же дурно пахла.

В Эстараде вообще стоял странный запах. Всегда и отовсюду тянуло гарью. И наты — только сегодня, долго глядя в одну точку от усталости, Эртанд понял, что они немного отличаются от долинных. Если сосредоточиться и прищуриться, можно было заметить пляшущие спиральки над землей. Символы огня – похожие плясали у Эртанда возле ног, над костром. И такой же украшал ладонь Ярхе.

— Жаль, с нами нет Птицы, – с тоской произнес шерд, впервые за долгое время сказавший что-то кроме «нет», «да» и «держи».

— Какой птицы? — переспросил Эртанд.

— Птица — это человек. Кличка такая, — пояснил Турн. — Хитрый, зараза. И не думал по горам или лесам прятаться. У него талант к животным вроде как. Научился их дрес-си-ро-вать, – он по слогам произнес сложное слово, – и прикрывался этим. Странствовал по городам с уличными артистами. Никто ничего не подозревал, думали – он так натаскал тварей. А как с Саттаро встретился, всех кинул, оставил себе одного ручного варха. Тот и письма носить умеет, и охотится хорошо. С ним и Глазами Гор мы никогда не голодали. Даже когда в самой заднице были.

— Он тоже погиб?

-- Вроде нет. Это ты у Саттаро спроси. Мы-то с Ярхе не знали, что и Мадраго против него повернулся. Я думал, они вместе заканчивают работу над Сердцем мира. Удивлялся еще, какого Урда все становится хуже и хуже.

– Ага, – Ярхе потер жидкую бороденку. – Дерьмо все это. Не должно быть так. Ли Хетта всегда себе на уме была, а от Са Реана я такого не ожидал. Чтобы он на Саттаро руку поднял…

Турн фыркнул.

– Прямо скажи: Лихета – сука, которая только и думала, как нас подставить. А Сарен душу Урду продал бы, лишь бы оказаться на противоположной стороне со мной.

Ярхе, как обычно, промолчал. Над костром повисла тишина, нарушаемая лишь потрескиванием веток в огне.

– Сердце мира, наверное, огромное, – задумчиво сказал Эртанд, перевернув прутик с ящерицей.

Можно было не сомневаться, что ответит Турн.

– Да Урд его знает. Его видели только Лихета, Мадраго да сам Саттаро. Ну и Глаза Гор. Тогда-то эта сволочь и взбесилась первый раз. Мы как раз после этого и разделились.

– Интересно, что там произошло.

– Ясно что: кой-какие сволочи власти себе отхапать захотели. Можешь Саттаро расспросить, если неймется, а мне ковыряться в этом дерьме неохота. Главное, я знаю, на чьей стороне сила.

Каменщик вытащил из огня подрумянившуюся тушку и впился в нее зубами. На раскалившиеся камни брызнул, зашипев, сок.

– Отнеси-ка и нашему главарю пожрать. А то зачахнет, не успеем до цели дойти. О себе не думает совсем, – проворчал Турн.

Эртанд оглянулся на бывшего раба. Тот не грел кости у костра, как остальные, а устроился поодаль, спрятавшись за валуном. Перед Саттаро лежала дохлая ящерка, одна из тех, кого меткими бросками камней добыл Ярхе. Что он там с ней делал уже битый час?

Выхватив из огня прутик с мясом, Эртанд поковылял к нему. Тело сразу отозвалось такой болью, что вспыхнуло в глазах. Напомнили о себе все царапины на руках от хватания за скалы, все синяки от падений, сбитые пятки и плечи, не привыкшие к тяжести дорожных мешков.

Безумие. Во что он ввязался?

Перед Саттаро Эртанд не сел – рухнул. Бывший раб потер щеку со шрамом от ожога и принял еду, ограничившись коротким «спасибо». Вот и все.

Идти обратно – повторять пытку – не хотелось. Эртанд привалился к валуну и, не зная, чем еще заняться, оглядел затянутое дымкой небо. Поразительно, совсем недалеко отсюда каждые несколько дней бушевали ураганы, а здесь, судя по иссушенной, потрескавшейся почве, не проливалось и капли. Хорошо бы хоть на миг прикоснуться к величию древних колдунов, которые сотворили такое с миром, разделив континент на четыре части по числу стихий.

Эртанд перевел взгляд на Саттаро. Тот рисовал незнакомые наты на мертвой ящерице. Ее живот был взрезан, открывая внутренности. И их, и руки мага покрывали пятна сажи – единственных доступных здесь «чернил».

– Что ты делаешь?

– Вспоминаю. Тренируюсь, – туманно ответил он.

– На ящерице? Я думал, человеку, который умеет менять внешность и поведение парой царапин, это ни к чему.

– Ты прав только в том случае, если считать это вершиной тинатского искусства.

– А что еще считать вершиной? – удивился Эртанд. – Человеческие наты – самые сложные. Они постоянно меняются и редко бывают «чистыми», смешиваясь друг с другом, так что вычленять из них составляющие невозможно даже с полным списком форм.

Саттаро усмехнулся.

– Фраза из учебника?

– Ну… да.

– А если я скажу, что авторы ваших учебников много врут? Часть – по неведению, часть – сознательно, чтобы не допустить появления новых Айгаров Безумцев.

Эртанд открыл рот, чтобы поспорить, – и тут же закрыл. Слова Саттаро звучали логично. Конечно, если представить, что легендарный маг, который вместе с группой таких же сумасшедших сподвижников якобы изменил сущность целого континента, действительно существовал. Жрецы утверждали, что свое могущество Айгар получил не от кого иного, как от самого Урда, возжелавшего уничтожить великое творение своего старшего брата Иля. Находились и те, кто считал, что не было никакого Айгара. Иль уже создал мир уродливым и нарочно отправил сюда людей, потому что Ему нравится наблюдать за их мучениями.