Враг не ушел далеко – его высокая фигура показалась за поворотом. Напасть не дал догнавший Глаза Гор, но Таш еще раз избавился от него на какое-то время.
Саттаро уже рядом. На расстоянии пары шагов! И он больше не убегал.
Шипастая булава взвилась в воздух. Саттаро резко развернулся…
Из его рук на Таша испуганными глазами смотрела Лаана. Совсем как тогда, в Меррекете. У ее шеи блестела сталь ножа.
Булава застыла. Кровавый туман, застилавший все в пределах нескольких шагов, поредел.
– Подойдешь ближе – убью ее, – предупредил Саттаро.
Она умрет все равно!
Таш сделал шаг вперед. Сразу же на плечи, пригвождая к месту, легли ладони Глаз Гор.
– Стой. Тогда ты, твоя женщина и твой ребенок будете жить.
– Мой… кто?
– Прости, – прошептала Лаана. – Я не могла уйти, не узнав, что с тобой.
Занесенная для удара рука опустилась. Булава с грохотом покатилась по шедшему под углом полу.
Огонь в крови все еще требовал смертей, но Таш не мог их дать. Не такой ценой.
Он встал перед Саттаро на колени, зная, что если не сделает этого, то бросится на него как есть, рвать глотку хоть зубами, но отомстить.
– Твоя взяла. Я проиграл.
Старый друг спрятал нож.
– Нет. Ты победил.
24. Сердце мира
Эртанд не хотел просыпаться. Он смертельно устал и мечтал отдохнуть, но кто-то терзал его тело, резал плоть и колол кости, заставлял биться спящее сердце, а закрытые глаза — против воли истекать слезами. Было так тяжело, словно на него навалился весь мир.
Неужели Саттаро был неправ? Иль с Урдом существуют, а он после смерти попал в Подземные чертоги Урда и это — его вечное наказание?
Когда Эртанд нашел в себе силы поднять веки, догадки подтвердились. Над головой, под круглым сводом пещеры, густо алел символ смерти. Ладони холодила каменная поверхность пола. Наты в этом месте словно имели вес. Они неподъемным грузом давили сверху, путая зрение бесконечными сплетениями линий, среди которых особенно выделялись четыре, похожие на полноводные реки. Сам Кровавый бог, стоя на коленях, склонился над ним в образе Саттаро — еще одно дополнение к вечным мучениям. Напротив замерло порождение Урда, серокожее безглазое чудовище, которое внимательно наблюдало за жертвой своего господина.
В руках Кровавого бога, заляпанного бурыми пятнами, мелькали то нить с иглой, то ножницы. Он вышивал наты на Эртанде, как ткачиха украшала бы узорами новое полотно.
С губ сошел полустон-полухрип.
Какой такой грех он совершил в жизни, что даже в посмертии ему суждено играть роль марионетки проклятого мага?
– Очнулся, — без выражения произнес Саттаро. – Поздравляю. Тебе все-таки удалось испортить мне планы.
Очередной стежок. В груди нарастала, как будто возвращаясь, боль. Дышалось с трудом.
Серокожее чудовище шевельнулось, следя за движениями жертвы. Эртанд наконец-то вспомнил его имя — Глаза Гор. Накатило жуткое ощущение, что это не чертоги Урда, а Экоранта и что все происходит взаправду.
— Ка… акх… — язык отказывался шевелиться в пересохшем горле. — Ка-акие… планы?
— Обрести бессмертие, конечно же. В отличие от тебя, мне не хотелось остаться похороненным в этих пещерах.
Точно. Он же мертв. Его грудь по меньшей мере в двух местах пронзил клинок. Разве нет? И сердце то ли не билось совсем, то ли постукивало слишком слабо, чтобы разобрать.
Новый стежок. От боли тошнило, и было страшно опустить взгляд вниз и увидеть, что там зашивает Саттаро.
Тот все понял без слов.
— Да, ты умер. Хитрый способ лишить меня единственного достаточно подготовленного помощника в получении бессмертия. Жаль, я недооценил твою смелость.
Эртанд все же посмотрел вниз. Худую грудь пересекали свежие уродливые шрамы. Словно ему вскрывали всю грудную клетку.
Захотелось взвыть.
– Это была… не… смелость. Это… отча… яние.
Саттаро криво улыбнулся. Только сейчас стало заметно, как же он устал.
– Какая разница.
На какое-то время воцарилось молчание. Оно действовало хуже боли, которая утягивала разум в ту черноту, из которой Эртанд вернулся совсем недавно. Разговор, хоть и причинял мучения, помогал отвлечься.
– Что… ты со мной… сделал?
— Сделал сердцем мира.
-- Ч… что?
– Вшил тебе в грудь артефакт Айгара Безумца вместо сердца, проткнутого мечом Таша. Изучив Сердце мира, я выяснил, что оно создавалось для человека, – пояснил Саттаро, заметив его непонимающий взгляд. – Думаю, изначально Айгар предполагал поместить его в себя, но не успел, как не успел и закончить Схему. Конструкт – искусственное создание. Настолько опытный тинат, как Айгар, должен был понимать, что Схема, которая влияет на живых существ, определяет их существование, не может быть помещена в мертвый сосуд. Нат смерти, который ты видел, появился сразу же и именно поэтому. От него невозможно было избавиться, не поменяв сосуд.
Эртанд пораженно замолчал.
Чушь какая-то. Такого быть не может.
– Я никогда не лгу, – ответил Саттаро. – Тем более в этом нет смысла, когда разговариваешь с тинатами, умеющими видеть человеческие наты.
– Но… поче… му? Ты же…
Слова рождались слишком медленно, и Саттаро закончил фразу за него.
– Почему я сделал это именно с тобой? Потому что ты мне напомнил о человеке, которого звали Забвением. Он предполагал, что все его наказания заслуженные, только он не помнит, в чем виноват. Может быть, он бы тоже добровольно подставился под удар, чтобы не допустить большего кровопролития, – хранитель помолчал. – К тому же ты самый талантливый из всех, кого я знаю. Ты учишься с поразительной скоростью. Однажды тебе станет под силу освоить и взаимодействие с натами живых существ. Возможно, даже людей.
– Но ведь… все это…
– Хочешь сказать, что всех этих смертей могло не быть, если бы я просто поговорил с Ли Хеттой и ее отрядом?
Он согласно качнул головой.
Саттаро продолжил говорить не сразу. Его взгляд был прикован к пальцам, которые делали стежки.
– Чтобы исправить изъяны Схемы, недостаточно просто сменить сосуд для Сердца. Нужно изменить саму Схему. Сначала я думал, что хватит добавить пару штрихов тут, пару штрихов там – этим мы и занимались с Хеттой, Мадраго, Ярхе и остальными. Позже стало ясно, что нужно
преобразование
. Нечто вроде того, что я только что сделал с тобой, но в гораздо больших масштабах.
Эртанд снова кивнул. Он еще помнил урок, преподанный в Эстараде над тушкой ящерицы, хотя теперь все это казалось как будто скрытым в тумане.
– Узнав об этом, я стал целенаправленно развивать свой дар влиять на человеческие наты, запустив все остальное. У меня хватило бы способностей, но не хватило бы сил. Многие тинаты теряют сознание, зачаровывая рабские ошейники, а они не сравнятся со Схемой ни по размерам, ни по сложности. Тогда я предположил, что можно поместить Сердце мира в себя, обрести бессмертие и уже после этого пытаться преобразовать Схему.
Саттаро посмотрел ему в глаза.
– Это была одна из возможностей. Я сомневался, стоит ли воплощать ее в жизнь. Исихи убили моих родителей только за то, что те посмели сопротивляться при нападении, шерды казнили мою жену и сына, узнав, что я маг. Во всех странах на моих друзей и на меня самого охотились, пытали, убивали, как диких зверей. Меня предавали за горсть монет и объявляли еретиком, угрожая казнью. Люди охотно причиняют друг другу страдания, а каждый, кто объявляет себя невинным, не замечает собственных грехов. Но боли не будет, если некому будет ее причинять – или терпеть. Я никак не мог перестать думать об этом. Попытайся я убедить Хетту в добрых намерениях – и у меня ничего бы не вышло. Хранители видят, когда их обманывают.
– Не только хранители, – поправил конструкт.
Наты Саттаро разошлись незнакомыми узорами. Он хмурился, когда снова принялся за зашивание ран.
– Планы несколько изменились с тех пор, как ты умер. Некто по имени Забвение был так бездумно добр, что однажды помог человеку, который потом его чуть не убил, – Саттаро болезненно повел плечами. Его одежда под длинным разрезом пропиталась кровью. – Я преобразую Схему, как собирался, но мое дело продолжишь ты. Ты единственный, у кого на это хватит таланта.