Лаана чуть слышно вздохнула у него на груди.
– И ты правда веришь, что Саттаро сдержит слово? – Птица, чуть не задохнувшийся от возмущения, закашлялся. – Он уже давно не тот скромный и покорный раб, которого ты знал в Тамин-Арване! Подумай, зачем ему рваться в Срединный зал, если можно подождать? Мы срываем какие-то его планы!
– Ты сам говорил, что разница в нескольких часах, – напомнил Таш. – Дверь – то есть этот валун – уже трещит. Через час я не начну драться сильно лучше. Кирне тоже не полегчает за это время, а Глазам Гор вообще все равно. Так ведь?
И силанка, и конструкт кивнули. Птица перевел хмурый взгляд с Таша на Лаану и обратно.
– Я тебя понимаю, паренек. Но ты забываешь, что имеешь дело с человеком, который плюнул на жизни тысяч людей, чтобы подарить себе бессмертие. Он убивал даже собственных друзей, а ты считаешь, что он отпустит двух врагов, пускай и женщин! Что ему помешает расправиться с ними после того, как он убьет нас?
– Нам остается только рискнуть, – неохотно признал Таш.
– Я была его хозяйкой, – прошептала Лаана. – Кричала на него пару раз, когда он путал бумаги. Думаешь, он не будет мстить?
– Надеюсь, что нет. Иначе я с того света вернусь, чтобы его достать, – он зарылся в ее волосы и тихо добавил: – Я люблю тебя.
Поцеловав Лаану напоследок, Таш решительно от нее отодвинулся. Было больно смотреть, как по ее щекам текут слезы. Из-за них хотелось плакать самому. Но не рыдать же тут, как плаксивому ребенку?
С той стороны помещения что-то снова с неимоверной силой ударило в валун. На какой-то момент показалось, что камень покачнулся.
– Сам я сдаваться не собираюсь, – объявил Таш остальным. – Ну что, будем вести с Саттаро переговоры?
Первой согласилась Кирна, затем, с сомнением, Лаана. Как ни странно, Глаза Гор тоже выдал короткое «да», хотя Таш был уверен, что именно он станет сопротивляться этому решению яростнее других. Дух Эстарады не раз намекал, что людские жизни не имеют для него никакого значения. Однако под конец молчал лишь Птица.
– Вы делаете чудовищную ошибку, – сказал он.
– Если умерла твоя женщина, это не значит, что за ней должны отправляться и другие, – бросила ему Кирна.
– Мы все дали обещание стоять до последнего, чтобы не дать Саттаро разрушить весь континент. И ты тоже в этом клялась!
– Хватит, – отрубил Таш. – Мы все еще можем сложить тут головы. Птица, если так хочешь сражаться, вставай рядом со мной.
Пожилой силанец с кряхтением поднялся и принялся поправлять свои доспехи для боя. Понаблюдав за его медленными, неуверенными движениями, Таш отвернулся.
Птица мог и не соглашаться. Как и большинство хранителей, старик, всю жизнь занимавшийся дрессировкой зверей для театра, не умел воевать, а его возраст уже давно взял свое.
Таш занял место рядом с Глазами Гор.
– Не подведи, истукан.
Тот понимающе хмыкнул в ответ.
– Саттаро! – заорал Таш.
На какое-то время установилась тишина. Затем из-за валуна просочился глухой голос.
– Вы готовы сдаться?
– Поклянись, что вы не тронете Лаану и Кирну, тогда мы вас впустим.
– Не тронем, если остальные не будут сопротивляться.
Соври
, – прозвучало в ушах. –
Соври – и все будет хорошо
.
Нет.
Наврался уже за жизнь, а Саттаро не тот, кто может повестись на ложь.
– Ты знаешь, что я не могу дать такого обещания. Я могу только сэкономить твое время в обмен на благополучие женщин.
– Дурак, – с досадой отметил позади Птица.
Таш его не слушал.
– Хорошо, – спустя долгую паузу донеслось в ответ. – Клянусь не причинять им вреда, если они не нападут первыми.
В зале не раздалось ни единого вздоха облегчения. Эти слова могли стоить дешевле гроша.
– Отодвигай, – кивнул Таш Глазам Гор.
Заскрипел камень, трущийся о каменную же поверхность. Птица с поднятым мечом напряженно замер, готовясь встретить врага, если тот не станет ждать, пока вход откроется полностью. Но в щель никто не ломился. Таш с конструктом убрали валун до половины, освободив достаточно места для прохода, выпрямились и перегородили дорогу уже сами.
При взгляде на Саттаро захотелось сплюнуть. Он выглядел так же, как в тот памятный день в Тамин-Арване, когда их приметила Лаана, – растрепанные пепельные волосы, в беспорядке падавшие на лоб, впалые щеки, необъяснимый огонь в глазах. Однако затравленность из них исчезла, сменившись на жесткость, которая проявлялась и в резких складках у рта. Линий теперь стало больше – выведенные чем-то похожим на чернила, они пересекали лицо, делая его похожим на жреческую маску Урда во время празднования Ильтирева. Доспехов Саттаро не носил, и отчего-то это возмущало сильнее всего. Как будто он кичился своей непобедимостью. На одежде тем не менее не было ни капли крови, в отличие от Турна, чья кольчуга была заляпана бурыми пятнами сверху донизу, а из рваной раны на щеке сочилась жидкость.