– А в том, что это определит всю твою дальнейшую жизнь, – закончила за нее Хетта.
Лаана поджала губы. Мать читала ее, как раскрытую книгу, и ей это не нравилось.
– Я сделала свой выбор, – продолжила мать. – И я им довольна. У меня родилась красивая умная дочь, которой можно только гордиться.
– Осужденная на казнь изгнанница, влюбленная в воина-ашарея, который или погибнет в бою, или сойдет с ума и убьет меня в припадке бешенства, – поправила Лаана. – Может, мне лучше было не рождаться?
– А ты уверена, что прожила достаточно, чтобы сделать такой вывод? Ты понятия не имеешь, какое место тебе уготовано в Схеме, и видишь лишь малый кусочек мозаики. Цельная картина может оказаться совсем иной.
– Но я об этом могу никогда не узнать. А вдруг твоя Схема замыслила для меня одни страдания?
– Ты не узнаешь, – согласилась мать. – Пока не сделаешь шаг. Отказаться от всего никогда не поздно, а ребенка, твою память о пережитой любви, будет уже не вернуть. И Таш – как ты думаешь, простит он тебя, если ты от него скроешь такую новость? Что-то я сомневаюсь.
Выдержав паузу, она поставила миску рядом с Лааной.
– Может быть, от тебя зависит гораздо больше, чем ты думаешь. Поразмысли хорошенько, а утром, в крайнем случае вечером скажешь мне свое решение. Послезавтра последний шанс уйти. Нам кое-что нужно в деревне, отправим туда Рогира и тебя заодно. Но если ты выберешь третий путь, назад дороги уже не будет. Так что решай.
Мать посмотрела ей в глаза, словно знала, о чем та думала перед ее приходом. Не исключено, что и правда знала. Тинатка же.
– Ладно, – ответила Лаана.
– Вот и хорошо, – она улыбнулась и ласково потрепала дочь по плечу. – Только прошу тебя, не совершай моих ошибок.
Когда она встала, тут же поднялся и Птица, обсуждавший что-то у костра с другими хранителями. Он подал матери руку, и силанец с шердкой вместе скрылись в пещере.
Лаана проводила их взглядом. Она давно догадалась, что этих двоих удерживает вместе нечто большее, чем выживание и ненависть к Саттаро. Но любовь ли это?
Что мать имела в виду под своей ошибкой? Что она ушла из дома, бросив семью? Или ошибкой она считала отношения с Птицей? Может, ей тоже пришлось избавиться от ребенка, зачатого хранителем? Он хоть и сед, но достаточно крепок, а Хетте немногим больше сорока – возраст, когда женщина еще способна выносить плод. Да и странствуют они далеко не первый год. Забеременеть она могла лет десять назад, а помнить об этом – до сих пор.
Можно было пойти и спросить у нее напрямую, но Лаана понимала, что мать не ответит. В лучшем случае она выдаст очередную загадочную фразу, которая должна навести дочь на верную мысль. И, в общем-то, будет права.
– Я ведь уже решила, – прошептала Лаана. – Я ведь уже обещала Ташу быть только с ним.
«Я еще не знала, что он попытается меня убить, и у меня не было ребенка, за которого придется взять ответственность, причем наверняка в одиночку, – тут же ответила она. – Так и кого мне предать: себя, Таша или нерожденного младенца?»
Проклятье! Почему богам все время нужно вводить в простые уравнения жизни столько переменных, что результат невозможно угадать даже приблизительно? И слова матери ничуть не помогли.
Один из мужчин, оставшихся у огня, с подозрением скосил на нее взгляд. Лаана спохватилась – хорошее же впечатление она производит, бормоча себе под нос что-то невразумительное! Быстро доев мясо из миски, Лаана прибрала за собой и направилась в пещеру – спать.
У нее еще есть целый завтрашний день, чтобы принять решение.
19. Хранитель
В пещере было темно, тесно и сыро. Временами Эртанд едва протискивался через узкие ходы, обдирая локти и набивая синяки на коленях. Более крупному Турну, хромавшему на деревянной ноге, приходилось еще хуже. Один раз он вообще застрял на узком повороте. Эртанду с Саттаро пришлось вытаскивать товарища, аккуратно сбивая камни, чтобы не обрушился хрупкий свод.
Эти пещеры не были естественными. Местами они обвалились, а местами их как будто нарочно создали настолько извилистыми, чтобы взрослый мужчина мог проползти сквозь них с большим трудом, но на многих участках все еще чувствовалась рука человека. Прямые коридоры, окаменевшие балки, поддерживающие потолок, полустертые узоры незнакомых натов на стенах, блестевшие зачарованным металлом подставки для факелов, изредка скрипевшие под ногами глиняные черепки — когда-то тут часто бывали люди.
Эртанд даже мог назвать точную дату, когда это место оказалось заброшено, — первый год новой эры. Первый год, когда простым людям пришлось составлять новый календарь, основанный не на годовщинах коронации правителей, а на периодах ураганов, пожаров, наводнений и землетрясений. Год гибели Айгара Безумца, совсем ненадолго пережившего свое ужасное творение.