Теперь «Друг народа» не был одиноким.
Статья Марата стала сигналом к общему выступлению противников новой «клики». Эбер разразился яркой статьей на страницах своей газеты, Демулен выпустил памфлет «Разоблаченный Бриссо», каждая фраза которого была подобна удару кинжалом.
Так начиналась борьба Горы и Жиронды.
Она сотрясала Францию больше года, и в огне ее погибла большая часть тех, кем она была развязана, в том числе Манон Ролан, Бриссо и Марат.
* * *Когда Бриссо и чета Роланов опомнились от первого шока, они пришли к единому выводу: ответный удар нужно было нанести только главному врагу, и нанести так, чтобы добить его сразу. Не стоило сейчас трогать Робеспьера или Демулена; надо было сокрушить Марата.
Верный своей обычной манере, Бриссо вложил отравленный стилет в руки подставного лица.
3 мая депутат Лассурс обрушился в Законодательном собрании на журналиста Марата, автора «братоубийственной» статьи против «проверенных патриотов». Умело цитируя одиозный номер «Друга народа», он заявил, что подобной газете нет места в обществе, а ее редактор заслуживает каторги. Лассурса поддержал злобный и едкий Гюаде. Чтобы сделать свои выступления неопровержимыми, оба депутата одновременно набросились еще на одну газету, на «Друга короля» Руайю. Чудовищное сопоставление «Друга короля» и «Друга народа» было встречено Ассамблеей с полным сочувствием и пониманием. Законодатели вынесли декрет о запрещении «Друга народа» и немедленном аресте Марата.
Итак, Законодательное собрание точно повторило демарш Учредительного. Теперь вместо Малуэ витийствовал Лассурс, но и аргументы, и результаты были одни и те же.
Но и Марат, как в прежние дни, не терял времени даром.
Когда жандармы попытались выполнить приказ об аресте, оказалось, что арестовывать некого. Марата не нашли ни у Симонны, ни в Кордельерском монастыре и ни в одном из других его прежних убежищ, известных полицейскому управлению.
Он исчез, буквально растворился в воздухе.
Только Симонна да еще несколько верных лиц знали, где скрывается Марат. С тысячью предосторожностей проводила меня подруга журналиста на улицу Омер, к дому, где снимал квартиру священник церкви Сен-Сюльпис Жак Ру.
Это было почти единственное свидание мое с Маратом в течение весны 1792 года. Судя по моим записям, оно состоялось 8 мая — 9-го я уезжал в Рейнскую армию и не мог не проститься с учителем, не зная, увижу ли его еще когда-либо.
* * *…Мы шли узкими и темными переулками, почти не встречая прохожих; правда, было то время дня, когда мужчины трудятся в своих конторах и мастерских, а женщины заняты домашними делами, и все же мне показалось, будто я попал в какой-то провинциальный городишко. Улица Омер, продолжавшаяся до Страсбургского бульвара, была такой же узкой и безлюдной. Мы поднялись на второй этаж старого и грязного дома, и Симонна постучала особым образом. Через некоторое время дверь отворилась, и на пороге показался человек среднего роста в духовном облачении. Окинув меня испытующим взглядом, он улыбнулся Симонне и предложил войти. Миновав небольшой коридор, мы очутились в комнате, окна которой были завешены густой кисеей. Марат, что-то писавший за столом, вскочил и бросился нам навстречу…
…Симонна и Ру (а это был он) не задержались у Марата. Оставшись одни, мы долгое время молчали и смотрели друг на друга. Я внимательно изучал черты лица учителя и с болью думал о том, как он изменился за последний год, сколько прибавилось морщин, какие глубокие складки залегли у рта… Он, безусловно, выглядел много старше своих лет…
Марат, по обыкновению, прочитал мои мысли.
— А ты чего же хотел?.. От забот не молодеют…
И продолжал, не дождавшись ответа:
— Сейчас это надолго… И главное — нет никакой возможности продолжать газету… Приходится действовать через других… Хорошо еще, что у меня такие помощники.
О Симонне не говорю — ты ее знаешь… А этот долгополый ухаживает за мной, точно за малым ребенком, и держит в курсе всех событий…
Я с горечью в голосе высказал вопрос, который мучил меня все последние месяцы:
— Учитель, зачем вы так?.. Марат улыбнулся:
— Как всегда…
— Но ведь раньше-то враги действительно были, а теперь вы создаете их сами!
Улыбка не сходила с его лица.
— Славные ребята, не правда ли?.. Один кум Бриссо чего стоит! О даме я и не говорю — ведь само совершенство, не так ли?.. Что твоя маркиза или герцогиня!.. Ты-то, дамский угодник, естественно, у ее ног!..
Совсем не желая того, я покраснел.