— Видишь ли… В чем-то ты прав. В чем-то и они правы. Но они выступили в самый неподходящий момент. Надо знать, когда что говорить и когда что требовать.
Пока они подрывали могущество Жиронды, это было хорошо. Но сейчас, сейчас что они подрывают? Новую демократическую конституцию, вдохновленную учением великого Руссо!.. Республику, одолеваемую врагами, изнывающую под тяжким бременем голода и контрреволюции!.. Вот во что они бросают камень!.. Робеспьер понимает это и борется с ними уже больше месяца. Я долго молчал. Но я должен был в конце концов помочь ему!..
Обессилев, он упал на подушки.
Больше нам уже не довелось беседовать на эту тему. Во время его последней встречи с Ру я, к сожалению, отсутствовал.
Но ведь известно, что «бешеные» остались верны памяти Марата, а Ру даже продолжал выпускать его газету, издаваемую якобы «тенью Марата»…
* * *…Третий за этот день дребезжащий звонок раздался в то время, когда Марат заканчивал свой разговор с гражданином Пилле.
Все последующее так четко запечатлелось в моем мозгу, что и сейчас, много лет спустя, я помню точно, кто где стоял, какое движение сделал, какие слова сказал…
Солнце, заходя, ярко освещало прихожую через открытую кухонную дверь.
Девушка среднего роста, в светлом платье и темной шляпке, стояла на пороге. Она держалась уверенно и спокойно. Гражданка Обен, только что открывшая ей дверь, пыталась что-то ей доказать, по девушка не обращала на нее ни малейшего внимания. Взгляд ее внимательных голубых глаз скользнул по моему лицу.
Гражданин Пилле, простившийся с Маратом, шел по коридору к входной двери. Симонна провожала его. Лорен Ба выглядывал из столовой.
Увидя уже знакомую ей посетительницу, Симонна чуть побледнела и спросила, что ей нужно.
Девушка уверенным тоном потребовала, чтобы ее пропустили к Марату.
Симонна пожала плечами:
— Но надо, по крайней мере, спросить, может ли он вас принять!
Поскольку Пилле, уходя, не закрыл дверь ванной, Марат услышал эти слова и крикнул:
— Могу, конечно, могу! Пропустите ее!..
Симонна провела посетительницу через столовую и плотно закрыла за ней дверь.
Прошло около четверти часа.
Симонна продолжала размешивать лекарство. У нее вдруг вырвался возглас:
— И что можно делать там так долго!.. Я улыбнулся:
— Ревнуешь?..
Симонна вспыхнула:
— Этого уж я от тебя не ожидала, Жан. Подобная шутка выглядит кощунством…
Я и сам понимал, что шутка не очень удачная. Я хотел было извиниться перед Симонной, но в это время она, рискнув нарушить беседу, вошла к Марату, чтобы спросить, довольно ли глины на одну порцию. Я слышал, что Марат ответил утвердительно.
Выйдя из ванной и снова закрыв дверь, Симонна направилась в кухню, чтобы поставить на стол тарелку. Но едва она успела это сделать, как из ванной раздался какой-то звук, похожий не то на бульканье, не то на хриплое рыдание.
Затем отчаянный, нечеловеческий голос закричал:
— Ко мне, мой друг!..
Это был конец.
Глава 24
Вероятно, отец мой был прав: напрасно я занялся медициной.
Я, конечно, неплохой хирург-практик, но никаких Америк в своей специальности не открою — я не Дезо и не Дешан.
Чем заметнее ускоряется бег времени, чем быстрее проходят годы, тем явственнее охладеваю я к хирургии; и если бы не нужда в хлебе насущном, ей-богу, давно бы расстался с ней.
А между тем у меня есть иная, возрастающая страсть: уже много лет, начиная со встречи с милым старичком Госленом, я поклоняюсь музе Клио…
Даже читая произведения литературы, я смотрю на них взглядом историка. Листая труды кое-кого из моих современников, скажем Ретифа или Мерсье, претендующих на внимание будущих поколений, я удивляюсь, как мало использовали эти писатели свои возможности очевидцев и участников.
Поэтому-то я и рассказал вам, мой любезный читатель, много такого, что на первый взгляд может показаться не строго обязательным для создания образа Марата, но без чего не будут понятны условия, в которых мой друг действовал, и, главное, чего вы сами не увидите никогда.
Поэтому-то сейчас мне и хочется рассказать о той, вокруг которой сложилось уже в мое время так много легенд, что подлинный ее облик, равно как и истинные причины ее поступка, совершенно в них растворился. Эти легенды освещают ее фигуру ложным светом мифического и бескорыстного героизма.
Должен заметить, что преступление Шарлотты Корде ошеломило обывателей Франции девяносто третьего года.