Влившись в общий поток, я сразу уловил, что публика следует в одном направлении — к центру. Вскоре я вместе с другими прибыл на Карусельную площадь и здесь сделался свидетелем событий и разговоров, не увидев и не услышав которых потом бы, очевидно, очень жалел.
Основательно поработав локтями, я кое-как протиснулся в первые ряды и тут понял причину странных звуков, на которые уже давно обратил внимание. По краям и в центре площади шла дружная работа: каменщики и плотники рушили и разбирали пристройки, окружавшие Тюильрийский дворец; сломанные доски, кирпичи, дверные и оконные рамы — все сваливалось на большие фуры, в то время как другая партия рабочих спешно укладывала мостовую на освободившихся местах. Треск и грохот, сопровождаемые криками и воплями, раздавались и из глубины дворца.
Я удивленно оглядывался, ничего не понимая и не решаясь к кому-либо обратиться за разъяснениями, но в тот же момент услышал у самого уха незнакомый голос:
— Изумляетесь, молодой человек?..
Рядом со мной стоял седенький старичок, с приятным, словно из детской книжки, розовым пухлым личиком, в белом парике и круглой шляпе.
— О да, сударь, — ответил я, — вы правы, изумляюсь, да и как можно не изумиться, видя такое?
Старик покачал головой:
— Вы, должно быть, из провинции?
— Да, с юга. Но объясните, ради бога, что здесь происходит?
Это был весьма эрудированный господин, к тому же любивший поговорить. Не прерывая своих наблюдений и ставя по ходу кое-какие вопросы, я с интересом слушал его необычайный рассказ.
— Да, — начал мой собеседник, — трудно представить себе более затруднительное положение, чем то, в котором очутился сегодня утром мой старый знакомый господин Мик.
— Но кто такой господин Мик?
— Вы не слышали о нем? Господин Мик — архитектор-смотритель дворца Тюильри.
— Так почему же он, как вы утверждаете, очутился в столь затруднительном положении?
— Ах, вам и это непонятно? Да, разумеется, потому, что сегодня утром к нему примчался из Версаля курьер и сообщил, что вечером сюда прибудет король со всем своим окружением и, следовательно, дворец нужно подготовить к их приему!
«А! — подумал я про себя. — Значит, Мейе и его товарищи довели дело до конца!»
Старик ложно истолковал мое молчание.
— Вы поражены этим известием? Стало быть, вы настолько не осведомлены, что даже не знаете о походе черни на Версаль и о цели этого похода?
Я чуть не крикнул моему собеседнику, что несколько больше, чем он, знаю о деяниях этой «черни» и мог бы рассказать ему об этом такие подробности, что у него наверняка заныла бы поясница. Но я, само собой, ничего подобного не сказал и лишь заверил, что о походе и его цели мне известно.
— Так вот, — продолжал старик, — представьте, сударь, себя на месте господина Мика! Как бы вы поступили?
— Я приказал бы подмести пол, почистить ковры и расставить мебель.
Приятель господина Мика захохотал. Оп смеялся заразительно и так долго, что рабочие за это время почти успели разрушить деревянный барак, примыкавший к павильону Марсан.
— Послушайте, мой милый, наивный юноша, — заговорил старичок, вдоволь насмеявшись, — послушайте, что я вам расскажу. Это будет небольшой экскурс в историю, но вам он наверняка принесет пользу. Итак, дворец Тюильри, как вы, очевидно, знаете, служил королевской резиденцией во времена Екатерины Медичи, но утратил эту роль уже в годы Людовика XIV, после постройки Версаля. С начала царствования предшественника нынешнего короля двор больше не появлялся в Тюильри, и замок мало-помалу стал заселяться новыми жильцами. Прежде всего, сюда въехали некоторые придворные, чья служба требовала их постоянного присутствия в Париже. Потом, когда Лувр оказался переполненным артистами и художниками, которым король еще раньше уступил этот дворец, многие из них тоже переместились в Тюильри. Затем сюда начали проникать всякие случайные квартиранты: вельможи, проигравшие в карты свои отели, знатные дамы, брошенные мужьями, заслуженные инвалиды и пенсионеры короля. Так как вскоре для всего этого скопища жильцов помещение оказалось слишком тесным, начались интриги и склоки. Один жаловался, что у него нет кухни, и захватывал соседнюю комнату, другой прорубал свою лестницу, чтобы не спускаться через квартиру соседа, третий разворачивал часть крыши, чтобы осветить свою мастерскую. Таким образом, под бесконечные крики и ссоры возводились новые перегородки, проделывались коридоры, устраивались антресоли, чуланы и погреба. Тюильрийский дворец превратился в настоящий шестиэтажный город, завоеванный пестрым и шумным войском, не прекращавшим баталий и стычек и после завоевания. Впрочем, поверьте мне — а я бывал там неоднократно, — Тюильри не представлял собой завидного местопребывания. Поскольку скученность была невероятной, летом люди задыхались от зноя и отсутствия воздуха, зимой замерзали в неотапливаемых квартирах. И вообще дворец руинировался на глазах, словно дожидаясь часа, когда он сможет рухнуть. Стены, перекрытия и кровлю никто не ремонтировал. В конце семидесятых годов остановились башенные часы центрального павильона; они не починены и по сей день. В довершение всего дворец оброс уродливыми деревянными пристройками — лавками, конюшнями, складами, которые в совокупности совершенно загородили Тюильри со стороны Карусели — их-то сейчас, как вы видите, и доламывают… Надеюсь, теперь вы понимаете, почему господин архитектор-смотритель сегодня утром имел все основания для того, чтобы лишиться рассудка…