— Медам, месье, просим зайти, и вы на момент почувствуете себя в Версале! Вы увидите королевский завтрак и всех членов августейшей семьи!
И правда, главной достопримечательностью заведения г. Курциуса является комната, в которой за большим столом сидят король, королева, принцессы, дофин, все повязанные салфетками и совсем как живые!
Из Пале-Рояля мы отправились к Лувру и Тюильри.
Признаюсь вам, я с некоторым трепетом взирал на дворец, жилище стольких поколений французских монархов. В настоящее время в Лувре обитает Французская Академия, а также академии изящной словесности, живописи и архитектуры. Кроме того, здесь, как и в Тюильри, проживает много частных лиц — художников, артистов, королевских пенсионеров и прочих случайных обитателей. Тюильрийский дворец даже почти не виден из-за обилия различных пристроек, опоясавших его со всех сторон.
Тюильрийский парк превосходен. Подобно Пале-Роялю, он закрыт для простого люда, и по его широким расчищенным аллеям, вдоль бассейнов и мимо мраморных статуй, чинно прогуливаются добрые буржуа да пробегают нарядные дети, спасаясь от рачительного надзора своих нянь.
Но особенно сильное впечатление произвела на меня королевская сокровищница. Этот музей, расположенный в прекрасном здании постройки Габриэля, является настоящим дворцом из «Тысячи и одной ночи».
Внизу, у лестницы, на лафете длиною почти в шестьдесят дюймов стоит огромное орудие, инкрустированное золотом и серебром. Эта старинная пушка — рассказал мне Жюль — знаменита, между прочим, тем, что 12 июля ею овладел народ, а потом она участвовала в штурме Бастилии!
В первом зале нашим вниманием завладели старинные ружья — пищали и кулеврины, некоторые из них достигают пятнадцати дюймов длины. Там же я видел две шпаги Генриха IV и парадные доспехи Франциска I, мечи, щиты и пики, относящиеся к временам крайне отдаленным, найденные при раскопках заброшенных городов и крепостей. Второй зал, занятый гобеленами и художественным шитьем, мы осмотрели очень бегло — день был уже на исходе — и поспешили в третий, самый главный. Вот теперь-то я понял, что такое богатство! Перед нами на больших стеклянных витринах сверкали дары иностранных послов нашим государям. Чего только я тут не увидел! Перечислять все нет никакой возможности, замечу лишь, что больше всего поразила меня огромная ваза, украшенная бриллиантами, стоимость которой, как сказал мне служитель, приближается к восьми миллионам ливров!
Впечатлений было так много, что я едва мог их осмыслить, не говоря уже о том, что падал от усталости.
В воскресенье спал до полудня, а вечером был в театре. Смотрел г. Ларива в расиновской «Андромахе». Вы, папа, еще не видели нового здания Французского театра; оно построено всего несколько лет назад и очень импозантно, как снаружи, так и внутри. Его фасад, украшенный мраморными колоннами, величествен, зрительный зал обширен и великолепен, а ложи в шесть ярусов расположены таким образом, что отовсюду хорошо видно и слышно. Я думаю, мои дорогие, рассказывать вам о игре этого волшебника не нужно. Все мы упивались ею во время прошлогодних гастролей Французского театра в Бордо. И все же не могу сдержать слез восторга при воспоминании о божественном вечере…
Помните то место, когда Гермиона (ее играла м-ль Сенваль) покидает Ореста и Пилад сообщает о ее смерти? И вот Орест (г. Ларив) произносит свои знаменательные слова:
«О, что за потоки крови бурлят вокруг меня!» Боже, как он их произнес! Казалось, своды театра не выдержат мощи его крика! А каким жестом сопровождал он свои слова! Точно низверг утесы в эти воображаемые потоки, дабы отвести от себя их русла!..
Обо всем можно говорить и говорить, и все-таки ничего не передашь…
Но довольно. Всему есть предел.
Читая мои излияния, вы, конечно, уже решили, что сын ваш занят лишь удовольствиями, зря сорит деньгами и совершенно забыл, для чего приехал в столицу. Знайте же, что это не так. Развлечениям я уделил субботу и воскресенье, но уже днем в понедельник отправился по делам.
Господина Дезо я застал дома, однако он собирался уходить, и визит мой не доставил ему удовольствия. Но ваше письмо произвело на этого господина прямо-таки магическое действие. Лицо его подобрело, он снял шляпу и предложил мне сесть. Короткий экзамен, учиненный тут же, кажется, вполне его удовлетворил. Из слов г. Дезо я понял, что вы, дорогой папа, в оценке медицинского факультета были совершенно правы. В настоящее время он находится в полном упадке и студенты покидают его, не желая слушать схоластической болтовни надутых педантов, величающих себя профессорами. Другое дело — Хирургическая школа г. Дезо, занимающий там должность проректора (кроме того, он еще главный хирург госпиталя Отель-Дьё), весьма лестно отозвался о ней и пообещал позаботиться о моем приеме. На прощание он заметил, что, если все обойдется благополучно, два дня спустя я смогу приступить к занятиям.