Он садится, и одеяло опускается ниже его пупка, обнажая V-образную линию, ведущую к...
Я возвращаю свое внимание к его лицу и поджимаю губы, когда вижу, что он ухмыляется.
— Доброе утро, жена. Ты хорошо спала?
— Нет, не очень.
О, подожди. На самом деле да.
Мой рот приоткрылся. У меня не было никаких кошмаров прошлой ночью. Или снов.
Ничего не было. Впервые за очень долгое время я просто делала что-то нормальное и спала.
— Это из-за матраса? — он прижимается к нему, потом к одеялу. — Подушки? Самой кровати?
— Скорее, в кровати, — бормочу я себе под нос.
— Это говорит твой защитный механизм, но это нормально. Я могу подождать.
— Подождать чего?
— Того дня, когда ты снова станешь моей женой.
— Я никогда не была твоей женой, Кирилл.
— Нет, была. Ты сказала «да» и в ту же ночь взяла мой член, как очень хорошая жена. Кроме того, у меня есть свидетельство о браке, чтобы доказать это.
— Это не считается, так как мы разводимся.
Его неизменная ухмылка исчезает, но выражение лица остается легким, даже игривым, но это не выглядит естественным.
— До тех пор ты все еще моя жена.
— Неохотно.
— Законно.
Я вздергиваю подбородок.
— Временно.
— В настоящее время.
Этот ублюдок получает удовольствие от любой войны, которую я пытаюсь начать. Если я хочу чего-то добиться в этой ситуации, мне нужно прекратить подпитывать его извращения.
Я скрещиваю руки на груди, и его взгляд падает на мою грудь, вспыхивая и заставляя мое тело нагреваться. Я прочищаю горло.
— Когда ты собираешься освободить Антона?
— Как только удостоверюсь, что ты сдержишь свое слово.
— Я здесь, не так ли?
Его прозрачные глаза медленно скользят к моему лицу.
— Не полностью.
— И что это значит?
— Ничего, что стоило бы объяснять.
— Ты не можешь просто продолжать держать его в заложниках.
— Именно это я и планирую делать.
— И ты думаешь, что это заставит меня принять тебя?
— Я не верю, что что-либо из того, что я сделаю, заставит тебя принять меня на данном этапе, поэтому могу создать некоторые рычаги влияния в виде твоего брата.
— Ты чертов мудак.
Его губы подергиваются.
— Ты знаешь, что я люблю, когда ты делаешь мне комплименты.
— Это была полная противоположность комплименту.
— Не от тебя.
Я издаю раздраженный вздох.
— По крайней мере, своди меня к нему.
— Пока нет.
— Почему?
— Он наслаждался твоей компанией в течение двух месяцев после того, как имел наглость забрать тебя у меня, — его голос становится глубже с каждым словом, пока по моей коже не поползли мурашки.
— Он мой брат.
— Это не оправдывает его действий. Единственная причина, по которой я удерживаю себя от того, чтобы разрубить его на куски, — это ты, так что не испытывай мое и без того иссякающие терпение.
— Твое терпение иссякающее? Твое? Ты сейчас шутишь? Мое терпение должно иссякать. Не твое!
Он смотрит на меня с минуту, его брови опускаются.
— Это твоя попытка перенять чрезмерное эмоциональное поведение Карины?
Я бью его в грудь. Черт. Это было приятно.
— Еще раз назовешь меня эмоциональной, и я испорчу твое лицо.
Он ворчит и массирует грудь своей здоровой рукой.
— Ты уверена? Я думал, тебе нравится мое лицо, и ты находишь его, цитирую, «великолепным».
— Это было до того, как я поняла, какой ты манипулятор. Ни одно из моих прежних чувств не считается.
— Это мы еще посмотрим. Кроме того, вчера вечером ты узнала, что я не женился на Кристине, а воссоединил ее с любовником, которым оказался Константин. Так что твои причины ненавидеть меня недействительны.
— Но ты все равно действовал за моей спиной и стоял с ней у алтаря.
— Брак никогда не должен был состояться. Это все было показухой.
— Тогда почему ты не сказал мне об этом?
— Ты бы согласилась, если бы я сказал?
Я поджала губы.
— Вот, — он вскидывает руку в моем направлении. — Твой ответ.
— Сейчас это не имеет значения. Кроме того, речь идет не только о браке. Дело в том, что ты послал кого-то уничтожить мою семью и меня после того, как понял, что мы были последними живыми членами организации, уничтожение которой ты замышлял.
— Я говорил тебе, что это неправда, но ясно, что ты не готова быть непредвзятой и рассмотреть эту точку зрения.
— Тогда… скажи мне. Вчера вечером ты упомянул о возможности предателя в моей семье. Кто это? У тебя есть доказательства?
— Кто знает? Мне нужно подождать, пока я не удостоверюсь, что ты не планируешь использовать меня для получения информации, а потом выбросить.
— У тебя уже есть Антон как рычаг давления.
— Не помешает приобрести дополнительный, — он протягивает руку к моему лицу и целует в макушку.
Движение настолько быстрое и внезапное, что я понимаю это только после того, как он это сделал.
Я толкаю его в грудь с такой силой, что мы оба чуть не падаем.
Он ударяется поврежденным бицепсом об изголовье кровати и стонет.
Черт.
У него разошлись швы?
Я скрещиваю руки, в моем голосе звучит чувство вины.
— Я же просила тебя не прикасаться ко меня.
— Я буду прикасаться к своей жене, когда, блять, захочу, — он встает, и я проваливаюсь с головой от великолепного вида его обнаженного тела. Он даже не пытается спрятать свой полуэрегированный член.
Но кое-что еще, кроме его бесстыдной наготы, привлекает мое внимание. Он стал гораздо стройнее, чем в последний раз, когда я его видела. Это более значительно, чем после того, как его подстрелили в России.
Я смотрю в другую сторону, не желая попадаться в эту паутину.
— Ты не можешь надеть какую-нибудь одежду?
— Почему я должен одеваться, находясь перед своей женой? Кстати говоря, не хочешь снять стояк, вызванный тем, что ты постоянно терлась об меня?
— Я… не делала этого.
— Мой член хотел бы уважительно не согласиться. Его состояние — физическое доказательство домогательств, какими бы непреднамеренными они ни были.
— Я не виновата, что ты извращенец.
С его губ слетает негромкий смешок, звук разносится в моей голове, а затем он взъерошивает мои волосы.
— Вот тут ты ошибаешься, solnyshko. Это полностью твоя вина.
Я отталкиваю его руку и смотрю на него, стараясь не обращать внимания на его член, который находится слишком близко к моему лицу.
Он опускает руку, его юмор угасает.
— Иди, переоденься. Я принес тебе одежду прошлой ночью и положил в шкаф.
Прежде чем я успеваю ответить, он направляется в ванную.
Мой взгляд задерживается на его мускулистой спине, упругой заднице и сильных сухожилиях бедер, которые напрягаются при каждом движении. Татуировки, покрывающие их, кажутся одушевленными.