— Впрочем, я отказываюсь принимать возражения. Никаких «нет». Когда вы узнаете меня получше, то поймете, что я твердо следую цели, невзирая ни на какие обстоятельства.
Когда она лучше узнает его?
— Но вы не понимаете, — запротестовала Салли. — Я готовилась стать учительницей и какое-то время была ею, а не…
— Вы умеете печатать на машинке?.. Умеете? Тогда в чем проблема?
— Я готовилась стать, — попыталась она обобщить, — если можно так выразиться, независимо мыслящей личностью и стремилась воспитать это в своих учениках. Я не привыкла автоматически выполнять указания, как это свойственно хорошим секретарям.
— Вы изобретаете оправдания и воздвигаете преграды, не имеющие или почти не имеющие отношения к делу. К тому же… — он передвинулся и хмуро посмотрел на нее, — я не знаю, что мне делать с секретаршей, даже если она исполнительна и привыкла все записывать в блокнот. Разве что… — В его глазах зажегся чувственный огонь, и он снова взглянул на успевшую причесаться Салли. — Я не диктую свои романы, — сказал он, очевидно решив не откровенничать. — Я пишу от руки. Я человек творческий и завишу от вдохновения. Мне нужен вполне определенный секретарь, поэтому я и обратился к вам.
— А это не синекура? Может быть, вы просто хотите мне помочь? Вам действительно необходимо…
— Как я уже пояснил, — перебил он ее с подчеркнутым спокойствием, — это работа и я действительно в ней нуждаюсь. Итак?
— Я… я постараюсь. Но…
— Никаких «но». — Он протянул ей руку. — Идет?
Салли подала ему руку и ощутила нервную дрожь, когда рукопожатие затянулось. Макс с улыбкой глядел на нее. У Салли возникло ощущение, будто самолет перевернулся в воздухе и падает вниз. На самом деле это случилось с ее сердцем…
Салли заставила себя проснуться, когда услышала, что кто-то с силой постучал в дверь. Она вскочила с кровати и, взяв простыню, завернулась в нее, проклиная себя за то, что от усталости не разобрала вещи и не вынула из рюкзака одежду.
Макс стоял в коридоре и держал в руке конверт. Он оглядел Салли и слегка улыбнулся ее странному одеянию, а затем спросил, подняв брови:
— Я могу войти?
— К сожалению, я не одета, — нерешительно откликнулась она, но приоткрыла дверь, пропуская его внутрь. Длинная простыня волочилась за ней вдоль кровати. — Весь мир, — она жалобно посмотрела сквозь свисавшие на лицо пряди нерасчесанных темно-каштановых волос, — словно сдвинулся с места. Я никак не могу приспособиться ко времени в этой части света, а о своих ощущениях уж и не говорю, — вздохнула она. — Совсем потеряла ориентацию.
— Поверьте мне, это пройдет. — Он огляделся по сторонам. — Вам понравился номер? Жалоб нет?
— Да и нет. Как я могу жаловаться, если, покидая дом, вообще собиралась поселиться здесь в каком-нибудь молодежном общежитии? Ни на что другое у меня бы просто не хватило денег. И вот я здесь, в такой роскоши! И вновь благодарю вас за это.
Макс опять улыбнулся и протянул ей конверт.
— Это ваше жалованье, а точнее, аванс. Не возражайте. Как мой секретарь, вы будете вращаться в rex кругах, куда, наверное, мечтали попасть, отправляясь в путешествие. Купите себе обновки, да и все, что понравится.
— Я… — Салли независимо расправила плечи, но тут же съежилась, — я догадываюсь, что ничего иного мне не остается. Вы правы. Одежда у меня сугубо практичная, легко стирается, ее не надо гладить. Понадобятся… — она посмотрела на него, затем отвернулась, подумав, стоит ли продолжать, но потом решилась, — понадобятся годы, прежде чем я смогу купить себе что-нибудь нарядное.
Кажется, он ожидал большего, но это было все, на что она могла пойти в своих откровениях. Остальное заперто в глубинах ее существа, а ключ потерян.
Она вновь взглянула на него. До этого она сидела рядом с ним, стояла около него, шла за ним. А теперь он возвышался перед ней, рослый и широкоплечий, стройный и необычайно привлекательный. Собственно, впервые она увидела его таким, каков он есть на самом деле.
Костюм сидел на нем безукоризненно, красный галстук контрастировал с темной тканью пиджака. В выражении лица угадывалось некоторое высокомерие. Она заметила две резкие складки, сбегавшие от губ к челюсти, морщину на переносице и выдвинутый подбородок. Твердо очерченный рот красноречиво свидетельствовал о том, что этот человек не терпит возражений, а в ярко-голубых глазах светился ум. К тому же они смотрели чуть цинично, словно говоря, что он уверен в своем превосходстве над окружающими и готов его отстаивать, но в то же время способен к дружескому участию и помощи.
Да, теперь ясно, что помимо дружелюбия и отзывчивости, которые она уже испытала на себе в ходе их случайного знакомства, он обладает железной силой воли. Эта твердость духа, подобно высокой стене, ограждает его от посторонних, за исключением немногих счастливцев. Тех, кому удалось проникнуть ему в душу.
— Каков же ваш вердикт, учительница? — спросил он, чуть усмехаясь.
— Вы самый последний ученик в классе, Маккен-зи. Вам нельзя доверять, и невозможно понять, чего вы хотите. — Салли засмеялась, и странное напряжение, возникшее было между ними, сразу ослабело. Ее сердце, казалось, перевернулось в груди; это непонятное и даже нелепое чувство охватывало ее всякий раз, когда он находился рядом. — Я… э… сообщу вам оценку в конце занятий, — пообещала она. — Но вы, если захотите, сможете взять реванш. Конечно, как писатель. — Она искоса бросила на него смелый взгляд. — Проанализируете мой характер, разложите его на части, а после соедините, чтобы он подошел к вашему сюжету.
— Ваш характер, моя дорогая, — он сделал несколько шагов ей навстречу, но по-прежнему держался в отдалении, — слишком сложен и непонятен, нечего и пытаться его разгадать.
— Вы боитесь, что от вас ускользнет какая-то деталь, когда вы попробуете вновь собрать меня воедино?
Он засмеялся.
— Вы действительно поняли это за два дня нашего знакомства? — продолжала допытываться Салли.
— Да, я понял, — загадочно отозвался он. — И тем не менее, — его взгляд задержался на ее запрокинутом лице, — мне отнюдь не все ясно. Кое-что заставляет меня предполагать…
Его глаза сузились, и Салли охватила паника. Вдруг он знает? Вдруг догадывается о ее желании стать журналисткой, одной из тех, кого он на дух не переносит? Вряд ли. Но если обнаружит это, что он скажет? А еще важнее — что сделает? Выгонит ее взашей?
Ей нечего опасаться, утешила себя Салли. Разве редактор «Стар энд джорнал» не отшил ее самым классическим способом? «Не звоните мне, я сам вам позвоню». Она посмотрела на чек. Он был выписан на солидную сумму, даже если перевести новозеландские доллары по привычному ей курсу.
— Спасибо вам за деньги, мистер Маккензи. Я…
— Макс.
Она вновь посмотрела на него, осознав, что в их отношения незаметно вкралась интимность.
— Макс, — прошептала она, обнаружив, что голос у нее сел от его чуть затуманенного взгляда. — Я… — она облизала губы, — я куплю на них одежду, подходящую для секретаря знаменитого Макса Маккензи, который был так добр, что предложил мне чек.
— Впоследствии вы убедитесь, что не такой уж я добрый, — сказал он.
Салли улыбнулась.
— Пусть будет по-вашему, мистер Маккензи… простите — Макс.
— Так и будет, мисс Дирлав. — Он рассмеялся. — Простите — Салли. — Взглянув на часы, он заторопился. — У нас остается час до приема. — Теперь ей стал понятен его официальный вид. — Присоединяйтесь ко мне… ну, где-нибудь через полчаса, когда мы начнем пить и есть.
Она посмотрела на свой рюкзак, который по-прежнему лежал нераспакованным.
— Боюсь, мой костюм не соответствует вашему стилю, — посетовала она. — Во всяком случае, сейчас, пока я еще не побывала в магазинах.
В ответ на ее слова он лишь махнул рукой.
Когда Салли спустилась, оглядываясь в поисках Макса, первой ей попалась на глаза Кери Окиру. Девушка сидела на диванчике рядом с Маккензи. Ее глаза сверкали, она веселилась над его шутками. Когда Салли подошла к ним, Макс встал, и Кери тоже приподнялась, жестом приглашая занять ее место.
— Нет, спасибо, — смутилась Салли. — Я просто…