Выбрать главу

Я прочистила горло.

― Я просто пыталась узнать как можно больше о его болезни. ― Каждая бумага выглядела помятой, потрепанной по краям и была испещрена подчеркиваниями, в поисках способов сделать болезнь Паркинсона моего отца более терпимой.

― Ты не можешь его спасти, ― сказал Ром. Его голос был чуть выше шепота, но слова громко стучали у меня в ушах, заставляя мое сердце разбиваться на части.

Я посмотрела на того, кто пытался разрушить мечту, которой даже не было.

― Я знаю, что не могу спасти его. И не говорила, что добьюсь этого. Я стараюсь для его комфорта, а не для чуда. ― Я лучше других знала, что чудес не существует. Мне не нужен был красавец с пустыми глазами, чтобы сказать мне об этом.

Кейд вскочил, пытаясь ослабить напряжение в комнате.

― Наша мать умерла, когда мы были маленькими. Я понимаю, что ты делаешь все возможное, чтобы помочь ему.

― Ей не нужно знать о наших делах. ― Ром все еще держал руки на груди и смотрел в окно. Его взгляд метнулся к двери, когда он услышал слабый скрип, доносящийся снизу.

― Просто качалка моего отца. Двери и стены здесь тонкие. ― Я пожала плечами, потому что знала, что все они, вероятно, пришли из-за денег. Мой отец стриг газоны только для тех, кто мог себе это позволить. ― Не то чтобы ты к этому привык.

― И что это должно означать? ― Грудь Рома вздымалась, как будто он знал, что это оскорбление.

― Это значит, что если мой отец стриг ваши газоны, ― я указала на них всех, улыбаясь, глядя на их фирменную одежду, темные джинсы с искусственными потертостями и выцветшими пятнами, ― то вы не привыкли к такому дому, как мой.

― Твой папа стрижет газон моего дяди. Бастиан и Кейд живут там. ― Ром посмотрел на них, а затем пригвоздил меня к месту своими тёмными глазами, словно тонной кирпичей. Тяжесть его взгляда раздавила меня, разбила мою уверенность, напомнила мне, что я нахожусь в комнате, полной парней намного больше меня, о которых я ничего не знаю. ― Не у меня.

― И где именно ты живешь? ― Я приподнялась на цыпочки, стараясь казаться такой же большой и плохой, какими они казались, и повернулась, чтобы посмотреть на себя в зеркало, висящее на двери. Я поправила свои черно-розовые кудри.

Я бы запомнила его, то, как он стоял там, как будто жизнь могла пройти мимо него, а он даже бровью не повел. Ром не хотел иметь ничего общего с миром, или, может быть, мир не хотел иметь ничего общего с ним. У него были те черные чернила души, которые омывали человека, что заставляло даже меня чувствовать себя мрачнее. Он не был похож на обычных мальчиков, которые ходили в мою школу. Я шла по коридорам, и они оборачивались, чтобы посмотреть на меня, на мой меняющийся цвет волос, мою переменчивую внешность и мой всегда отличающийся от их собственного тон кожи. Я пугала нормальных, но Ром не был одним из них.

Он взял несколько моих выделенных страниц и рассмеялся над ними, как будто я была наивной.

― Тебе не нужно знать, откуда я родом, малышка.

Кейд уселся за мой стол и возился со своим телефоном, но на это он поднял бровь.

― Не обращай на него внимания. Он живет недалеко от нас, примерно в часе езды отсюда. Так проще.

― Проще для чего?

― Чтобы его отец и он были рядом. Семья ― это все, понимаешь? ― ответил Кейд.

Бастиан подошел и наклонил фотографию на стене. Они висели на маленьких булавках для одежды, и я развесила вокруг них лампочки, чтобы добавить радости воспоминаниям.

― Вы близки с отцом, да? Вы, ребята, выглядите так, будто вам всегда весело.

― Конечно. Кто не близок со своим отцом? ― Я пожала плечами, сбитая с толку вопросом.

Они все посмотрели друг на друга, как будто мой ответ причинил им боль.

― Ни братьев, ни сестер? Ни матери, ни друзей? ― Он покачал фотографию между указательным и большим пальцами, как будто я не знала своих собственных фотографий, которые повесила.

― Ни братьев, ни сестер. И матери тоже нет. Что касается друзей… Ну, ты знаешь, что сказал Кейд. ― Я сунула руку в карман джинсовых шорт, а другой рукой поймала золотое ожерелье, висящее у меня на шее. ― Семья ― это все.

Бастиан тихонько напевал, продолжая изучать мою стену с памятными вещами, но Ром подошел ко мне ближе и, прищурившись, посмотрел на мою шею. Его пристальный взгляд заставил мое тело напрячься, покалывать, болеть так, как я никогда раньше не испытывала.

― Клеопатра, ― пробормотал он, протягивая руку. Его пальцы коснулись гравюр на лицевой стороне. ― Какое могущественное существо.